Цветок заранее знал - страница 10
Когда Джинхён вернулся, по амбре в спальне было понятно, что он слегка датый. И когда он вырубился, было решено повторить план заботы. Виньен собиралась умыться, почистить как следует зубы, чтобы не тратить с утра на туалетные процедуры те драгоценные десять – пятнадцать минут, которые можно превратить в полезную инвестицию в будущий день: на рассвете самой нажать кофе-станцию, разложить для хёна приборы. И что Виньен удалось сделать в итоге? Она притиснулась к тёплому брату, приобняла, чтобы ему слаще спалось, прикорнула сама и проворонила рассвет. Как не признать правоту госпожи Ли, её четвёртый ребёнок, её единственная дочь, это бесполезная неудачница.
По-спортивному одетый хён свайпит, стоя у приоткрытых в спальню дверей:
– Ты почему не готова?
– Мне никуда не нужно.
– Позвони своей омме.
– Как раз собиралась.
Надо же, Джинхён и хвостик успел завязать… старший отклеивается от своей мобилки. Смотрит на сестру с тем видом сочувствия, будто раскладывает на простейшие уравнения её сложнейшую душу, глядит, будто на опустевшую, растерявшую весь внутренний огонь оболочку:
– Пошли, кофе попьём.
Ёнсок отрывает зад от края постели и как есть в пижаме следует за братом в гостиную. На столе расставлены чашки, от их содержимого идёт пар, между тарелок – миска с кимпабом, омлет, дополнительный рис и тарелка позорной попытки со вкусом несостоятельности.
Джинхён подкидывает белую горошину и шустро ловит её на проворный язык, утягивая в широко раскрытый рот. Наскоро сделав два внушительных глотка, отставляет стакан:
– Откуда выпечка, сама готовила?
– А что за таблетка?
– А что это у тебя на носу, Ёнсок-а?
Виньен спешит утереть фланелевым манжетом чего-то с носа:
– А что там?
– Э-э… экз-… ну же, продолжи. Эк-зис-танс! – старший подцепляет на кончик пальца кофейную пенку и надевает этот помпон на нос младшей, – ты хорошо позавтракай, а я поехал. Буду поздно.
– Почему? – утирается Вив.
Брат прихватывает с тарелки одну из подсохших осечек, надкусывает на ходу и с аппетитом глотает:
– Работа, дорогая сестрёнка. Сегодня принимаю неподъёмными порциями в «Cakeshop». А ты – позвони своей омме.
Лучше бы не напоминал. Если Виньен перезвонит матери, то карточные за́мки, которые она с таким трудом возводила, распылятся по воздуху, словно центелла у них с хёном дома. Однако Ёнсок всё равно пролистывает ленту оповещений, коронует которую зловещая «33».
Даже цифра и та похожа на отрезанные почки.
Но когда лидирующее положение достаётся алеющей единице, Виньен на автомате тычет в неё:
Старший: «Мега-мозг, так ты пересдала или нет?»
Что тут скажешь, придуман же грустный смайлик.
Старший: «Нам обоим пиздец»
Хён сама очевидность. И что ответить, когда даже «палец вверх» в подтверждение и тот неуместен? Ёнсок выбирает сразу две довольно живенькие миниатюры, она жмёт и на гроб, и на свечку. Полный мрак и никакого спасения, абьюз и возвращение в резиденцию хоть волоком, хоть за шкирку, вот что ждёт Виньен прямо сегодня, если она каким-то непостижимым образом встретит мать.
Отхлебнув остывший кофе и раскопав в горке риса ямку, Вив хоронит в ней надежду на сближение с братом. Похоже, как в детстве у них больше не будет, нет больше лучших друзей, есть члены враждующих семей. Она решительно двигает под собой стул. И шествует к себе, до письменного стола. Выдвигает верхние ящики и вынимает стопку тетрадей и тонкий учебник. Сколько не юзай брошюру, а именно её содержание в мозговые извилины не попадает. Не учебник, а заклинание на непереводимом. Чтобы призвать мигрень и обеспечить себя больной головой на целый день, хватает всего одного абзаца разбегающихся перед глазами символов.