Цветы полевые - страница 22

Это про него, про Женю, писал Горбатенко.

Метод выполнения работы был выбран очень оригинальный. Что бы не рубить визирки – шли по реке. Нивелир на одной стороне, рейки на другой. Иногда нивелир ставили прямо в реку. Практически видно, как в поле, за редким исключением приходилось подрубать мешающие видимости ветки. Для этого с каждым реечником ходил рабочий с топором. Ко мне был прикреплен Виктор Милованов.

Мужчина со стертым лицом, из бывших. Лет пятидесяти. О себе никогда ничего не рассказывал. Абсолютно лысый. Во рту ни одного зуба. Однако, сухари «грыз» деснами, миску с варевом сдабривал пакетиком черного молотого перца. По слухам, было у него за плечами три ходки на сумму в пятнашку. В меру «синий». Скорее всего не авторитет, но уважаемый. Весь сезон ходил в затертой телогрейке на майку и сатиновых шароварах, заправленных в старые, завернутые по моде кирзачи20. На голове, в комариный период накомарник, в отсутствие комаров – синий берет (не ВДВ). На руках броня от кровососущих – брезентовые зеленые рукавицы. Весь комплект полагающегося рабочим спецодежды: костюм брезентовый, костюм энцефалитный, сапоги болотные, сапоги короткие резиновые были обменяны им сразу по получении на спирт, хлеб и, как не банально, селедку. Зэки ему шестерили. Ходи и оглядывайся.

Во, про комаров и другую живность не забыть. С мая по сентябрь, до первых заморозков, вся голодная нечисть (комары разных размеров, мелкие слепни – спотыкушки, слепни побольше, оводы, пауты) лютовала – слабо сказано, она растаскивала все живое по капелькам, по кусочкам. В воздухе от них стоял туман и гул, вливающийся в звуки тайги недостающими нудящими нотами. Для борьбы с насекомыми нам были выданы накомарники и сорокалитровая фляга с репудином. Эту гадость каждый таскал с собой во фляжке на ремне. Мазали этой маслянистой жидкостью открытые части тела. Удивляться можно стойкости нашей кожи, которая никак не реагировала на него. Стекло часов на второй день покрылось мелкой сеткой трещин. Часы «Ракета» на металлическом браслете, наверное, до сих пор ржавеют на ветке уже не молодой листвянки.

Во время приготовления пищи комары лезли в котел, обжигая крылья падали в варево, покрывая его серым слоем. Поваривший сначала шумовкой выбирал их вместе с пенкой, затем прекращал это бесполезное занятие, все перемешивал – мясо, однако. Тоже самое происходило, когда уху, суп, кашу переливали в миски. Каждый боролся с этим явлением в меру сил, брезгливости и безысходности. Как-то в неудобном месте, стараясь держать рейку по уровню, я задрал лицо вверх, сетка накомарника повисла на выступающем носу. Этого было достаточно, чтобы на нос тут же спикировал крупнейший из паутов. Он моментом перестриг сетку и вгрызся в мякоть. Из глаз потекли слезы, но рейку я не бросил, только успел вскрикнуть:

– Витя!!!

– Вижу, – сказал он. Не спеша стащил брезентовую рукавицу с руки, сложил ее вдвое и рубанул мне по носу. Не знаю дальнейшую судьбу насекомого, но нос и прилегающая к нему территория болели неделю, а нос еще был синим долго.

Мошка проедала кровавые браслеты под резинками рукавов и лютовала даже в морозные дни, чуть стоило пригреть солнышку. Но человек такая тварь, что привыкает ко всему и продолжает работать, работать, работать. (За такие-то деньжищи!)