Цветы воскресного отдыха. Стихотворения, статьи, рецензии - страница 6



Порою ехидничал над дураками,
что в поезде вдруг повстречал.
Старушка-блокадница рядом стояла,
и с ней – ее милый старик.
Ни слова вьюноше она не сказала —
не любит супруг ее крик.

Санкт-Петербург

Крампус (отрывки из альпийских преданий)

I

Метель за окном. Где-то воют собаки.
Склонился декабрь над тьмой деревень,
как будто боец в ожидании драки.
Ползет меж домами кровавая тень.
Послушен ты был? Был усердным и скромным
на школьных занятьях? Кричал на сестру?
Читал ли ты книжки? Всегда ли покорно
ты ждал приглашенья в игру?
Взгляни на деревья, взгляни: за стволами
ползет, извиваясь, мохнатая тень.
Звенят колокольчики. Видишь, за нами
пришел, поглощая наш сумрачный день,
таинственный Крампус, таинственный ужас…
Святой Николай, помоги, помоги!
Но – только метель да привычная стужа,
и в нашей округе не видно ни зги.
Увидишь ли ты полыханье рассвета?
Молись, горемыка, молись и молись…
Не знает пощады чудовище это,
стремительно, мощно, как рысь.

II

Ты помнишь, как в прошлом году
исчезли пятнадцать детей?
Никто не предвидел беду,
не думал о жизни своей.
Гирлянды, подарки, огни, —
весельем шумел городок;
старухи сплетали венки
из веток еловых; не мог
никто догадаться тогда
о сером кошмаре, увы.
Потом уж средь снега и льда
заметили чьи-то следы…
Сначала все стихло вокруг
и пасмурно стало, затем
раздался таинственный стук
вдоль окон, крылечек и стен.
Как будто гипноз или сон
окутал людские глаза,
но тихий загадочный звон
все слышали долго… Назад
с тех пор уж детей не вернешь.
Не выправить чью-то судьбу.
Не выдумки это, не ложь.
Никто не предвидел беду.

Стихотворение не о паровозе

Гудит старинный паровоз,
бежит, пуская дым,
он много грузов перевез
на зависть молодым.
Вагон холодного угля
грохочет за спиной,
все ближе теплая земля,
и счастье, и покой.
Рекорды, битвы позади.
Скорей, скорей, скорей
конец тревожного пути!
Вернее, жизни всей…

Минск

Бутерброд

Автобус. Дорога. Шесть тридцать утра.
Соседей хрустальные лица.
Гляжу за окошко: природа стара,
но юность ей вечная снится.
Пройдет лет пятнадцать. Исчезнет народ,
что ночью вокруг меня замер.
Исчезну и я. Надо съесть бутерброд —
хоть это решаю здесь сам я.

Орша

«А в Минске – затишье…»

А в Минске – затишье.
А в Минске – печальные тени.
Как бронзовый Кришна,
танцует на площади Ленин.
Тюремные крысы
сурово глядят в отдаленьи,
как бронзовый лысый
танцует на площади Ленин.

Минск

Поэт «на этюдах»

Обтянуты кости морщинистой кожей.
В зубах – сигарета. Блокнот,
оформленный тоже
морщинистой кожей,
ждет рифм, эпиграмм и острот.
Из сумки сияет наклейкой блестящей
привычный
французский коньяк.
Он – друг закадычный,
и радость обрящет
поэт, так уставший от драк.

Минск

Хайку

Как мелодично звучит «Молодечно».
Шарик хрустальный на елке иль тихие звезды
так же звенят в Рождество.

Молодечно

Мировоззрение

В умбоне чужой отражается щит:
мечи высекают кровавые реки
из тел разъяренных. Противник убит.
Берсерк опускает усталые веки:
«Со мной ли одним Тор сейчас говорит?
Доступны ли речи богов человеку?
Грибы придают мне пугающий вид.
Враги, устрашенные, сгинут навеки,
а сам я в Вальхалле, где царствует Один,
с другими героями древними годен
сидеть за столами дубовыми. Вместе
с богами мне выпадет честь пировать!
И в этом прекрасном таинственном месте
я – вовсе не бонд, а могучая знать…»8

Стокгольм

«Когда я читаю, он рядом…»

Когда я читаю, он рядом.
Когда я иду в туалет,
своим испытующим взглядом
меня провожает. Сонет
когда я пишу, он за стулом
моим деревянным стоит.