Матерясь Огневский простоял несколько секунд как столб, между двух чудовищных машин, в вихре горячего выхлопа с обеих сторон. Когда они разошлись, Андрей с утроенной яростью, весь серый от резко пахнущей пыли, рванулся дальше.
Едва разглядел через серое марево, как мальчишка перескочил бетонное ограждение дороги и сиганул куда-то вниз. Пара мгновений – и Андрей прыгнул следом, пролетел метра три, приземлился на гору старых покрышек и еще какого-то мусора.
Стройка была позади, а вокруг – какой-то пустырь, заваленный барахлом и деталями ржавых машин. Мальчишка, что-то выкрикнув, кинулся к низкой бетонной будке, из которой выходила вбок толстая труба, обмотанная изоляцией, – теплопровод?
Малолетний вор исчез за дверью, покрытой разводами ржавчины. Огневский подлетел к ней в последнюю секунду и уперся плечом, не дал захлопнуть. С той стороны толкали неслабо, – похоже, сразу несколько человек.
Тяжело дыша от усталости и бешенства, Андрей вломился внутрь. Там было душно, противно пахло, в полумраке видны несколько фигур – все они в страхе попрятались.
Первым делом Огневский нашел воришку, тот сидел на полу и еле дышал от усталости. Андрей отобрал рюкзак, расстегнул, проверил внутренний карман – фу, паспорт на месте…
Быстрым взглядом окинул остальных. После чего немного выдохнул и расслабился, а то тело на автомате приняло боевую стойку. Нападения от этой публики можно было не бояться.
Помимо воришки в дырявых штанах, у стены стояли еще один пацаненок на пару лет младше, женщина с красным обветренным лицом и дед, совсем старый, с обвисшими грязными волосами.
Видок у всех был потрепанный и жалкий.
Огневский хоть и пробыл в Китае меньше суток, но успел заметить изнанку здешнего бурного роста – множество нищих и бездомных, целые семьи, оказавшиеся на обочине дороги к процветанию.
– Ну ядрена мать… – прошептал Андрей, глядя, как младший мальчишка прижимает к груди термос, тот самый, Володькин.
Еще бы, при такой холодрыге для этой нищей семейки, пытающейся согреться у отопительной трубы, возможность сохранить горячий напиток – настоящее счастье.
Огневский не против был бы отдать термос этим бедолагам, не жалко.
Но помешал принцип, усвоенный еще с малых лет, с дикого детства на Дальнем Востоке девяностых. Нельзя позволять, чтобы тебя разводили. Никому, никогда и ни по какой причине. Один раз позволишь себе стать терпилой – им и будешь до конца своих дней.
Он подошел, аккуратно, но твердо забрал у парнишки термос. Достал из кармана сто юаней, положил на пыльный стол.
– Купите себе термос, – сказал он им по-русски (а как еще?). – И малому, – он кивнул на воришку, забившегося в дальний угол, – штаны новые. Удачи…
Развернулся, вышел из пахучего тепла наружу. Закинул рюкзак на спину, пообещав себе никогда больше не носить его на одной лямке. Побрел, ища выход с пустыря на нормальную улицу.
Да уж, как угодно представлял себе первый близкий контакт с китайцами, но не так…
И снова послышались легкие, детские шаги за спиной.
«Ну это уже свинство!» – разозлился Огневский, резко оборачиваясь. Опять тот самый мальчишка. На этот раз он остановился в шагах пяти от Андрея.
Протянул тонкую чумазую руку – в ладошке лежало что-то яркое.
– Это чё? – удивленно спросил Огневский. – Чжэ ши шеньмэ? – перевел он. Пока ехал в автобусе, как раз выучил пару новых фраз.
Пацан робко улыбнулся и сделал шаг вперед, все еще протягивая руку. Андрей осторожно взял с нее маленькую картонную карточку, что-то вроде открытки. Она была помятая, оборванная с одной стороны. Ярко-алая, а в середине оттиснут золотой иероглиф 吉, который Огневский, кажется, где-то видел, но значения вспомнить не смог.
