«Мне бы ваши проблемы…» – вздохнул Огневский. В его жизни всегда было наоборот – пространства навалом, а вот с любовью туговато.
Не раздеваясь завалился на пышную кровать.
Вспомнил, как работница удивилась, что молодой китаец уходит, а Андрей остается в отеле один. Думала, что они с парнем собрались воспользоваться гнездышком для того самого?..
«Вот тебе и первая ночь в Китае… – поморщился Огневский. – Страна хочет показать мне, что встречает с любовью? Или что меня тут отымеют?»
Лежать одному в этом «гнезде порока», на огромном «сексодроме» было странно и неприятно. Чтобы отогнать мутные мысли, выбрался обратно на морозную улицу в поисках ужина. Пустой живот уже серьезно протестовал. За день перебраться по земле от Владивостока до Чанчуня – не шутка, больше полтысячи километров. А потом еще и беготня за мелким воришкой через все что угодно – как не проголодаться?
Благо с едой проблем точно не возникнет – запахи ее слышались отовсюду. Андрей миновал пару каких-то заведений, выглядевших совсем уж бедно и мрачно. Наконец увидел харчевню поприятнее: крохотное помещение метра на четыре в квадрате, но с большим окном и отделанное чистой белой плиткой. А главное, через окно виден плетеный лоток с какими-то белыми кругляшами. Как большие пельмени, или скорее кавказские манты. Решил попробовать.
Зашел внутрь, где сидели на табуретках китайские дед с бабкой, с виду совсем древние. Но оба тут же бодро подскочили с криком «Лаовай!» [«Белый иностранец!» – кит.], с интересом уставились на Огневского снизу вверх.
Он показал рукой на лоток с «мантами», поднял пять пальцев. Старики добродушно засмеялись. Бабка засеменила к лотку, стала звенеть тарелками, а дед проводил Андрея за пластмассовый столик.
И вот перед гостем лежали пять дымящихся паровых булок и стоял стакан кипятка из термоса.
Приборов, кроме деревянных одноразовых палочек, не было. Андрей не особо умел такими пользоваться. Видел, как мажоры ими орудуют в московских суши-барах, но самому пока не доводилось. Что ж, теперь пора осваивать.
Наловчился быстро, голод научит и не такому. Андрей не заметил, как уничтожил все пять булок за пару минут, показал бабке еще три пальца. Вскоре и с новой порцией справился. Достал деньги расплатиться. Интересно, на сколько наел? Почем каждая булка? Протянул бумажку в десять юаней.
Дед прищурился, достал пачку банкнот и отсчитал сдачу: восемь юаней и пятьдесят местных копеек, Андрей забыл, как они называются. Вся трапеза стоила полтора юаня! На рубли это вообще нисколько, самый маленький пирожок на вокзале будет дороже.
Порадовался честности старика: ведь сразу видно, что «лаовай» понятия не имеет о местных ценах, обсчитывай не хочу. Но нет, выдал сдачу с точностью до копейки, ну или как эти монетки здесь называются.
«А в Китае очень даже неплохо, – подумал Огневский. – И люди душевные, – Он погладил пальцами открытку во внутреннем кармане пуховика. – Холодновато только. Поеду-ка я на юг… В Даляне, говорят, интересно, и море есть. А оттуда и до Пекина недалеко. Сегодня высплюсь в этом, блин, секс-отеле, а с утра на поезд».
…Отчетливо слышно, как тяжело дышит Мурзинов, но он и не думает сбавлять темп. Рифленые подошвы ботинок месят густую траву, уже упала роса, тучи на востоке теперь не черные, а серые. В полукилометре темнеет лес, за ним – редкие огни села.
Вспоминать все, что потом, очень не хочется. Огневский морщится, прогоняя эту картину. На мгновение получается – темнота и запах мокрой травы развеиваются. Но, по прихотливой логике воспоминаний, Андрея несет дальше в прошлое, на несколько недель , в Москву.
