Андрей вошел с мороза в массивные двери дворца. Когда он рано утром явился на вокзал Чанчуня, оказалось, что ближайший поезд на юг будет только после обеда. Из «секс-отеля» уже выписался, а потому ничего не оставалось, кроме как убить время, изучая город. Тут и вспомнился музей «Последнего императора».
Внутри было светло и довольно прохладно, народу почти никого, кроме смотрителей. Андрей ходил без особой системы по пышным залам, под алыми полосатыми флагами имперской Японии и ярко-желтыми флагами Маньчжоу-Го.
Бродить по музею оказалось на удивление приятно. В России Андрея на это никогда не тянуло – всегда хватало других дел, а разглядывание законсервированной старины казалось скучным. Но теперь – больше делать все равно нечего, да и от реальной жизни уже порядком тошнит. Почему бы не отвлечься от нее, изучая прошлое? И это вдруг оказалось очень интересно.
Постоял перед большим портретом Пу И (как звали марионеточного монарха), тощий скуластый мужичок с полными губами, в круглых очках. Рассматривал золотые печати, статуэтки, церемониальные мечи, принадлежавшие ему. Любил, видимо, очкарик старинные красивые вещи. Да и чем ему еще заниматься, когда реальной власти на грош? Даже официальный язык в его «царстве» был японский…
Больше всего удивил маленький столик в спальне монарха – а на нем Евангелие на французском. Поля книги покрыты множеством отметок, восклицательных знаков и комментариев китайскими иероглифами. Рядом фото: Пу И об руку с европейцем, одетым в черную шелковую сутану – нунций, ну или какой-то еще высокий чин в католической церкви.
Табличка сообщала, что Пу И водил дружбу с представителями Папы, мечтавшими обратить императора в католицизм и этим утвердиться в Китае. Ватикан стал одним из немногих государств, признавших Маньчжоу-Го.
«Чего только не бывает на свете…» – подумал Огневский и перевел глаза на большую картину в традиционном стиле, висевшую над кроватью.
Та изображала китаянку с высокой старинной прической, шагающую по кудрявому облаку. Подпись на английском гласила: «Чанъэ, даосская богиня луны. Пу И особо почитал ее до конца своей жизни».
Огневский улыбнулся: «Ишь какой был – полистает Библию, потом помолится Луне… оригинально».
В четыре пополудни Андрей сел в поезд до Даляня. Тот был совсем новый, блестящий белыми округлыми боками, и от этого с виду слегка «игрушечный». Внутри – восемь рядов узких, но вполне мягких кресел. Вроде нашей электрички, только народу помещается раза в два больше.
Не дожидаясь, пока состав тронется, все пассажиры одновременно достали пакеты с едой – от жареной свинины до шоколадных конфет – и принялись уплетать за обе щеки. Андрею досталось сидение у прохода – хотя бы с одной стороны не слышно хрустения и чавканья.
– Лусский! – воскликнули над ухом Огневского, когда тот уже забросил свои вещи на багажную полку и сел полистать путеводитель. – Ты лусский?!
Андрей обернулся – какой-то китайский дед, лицо все в морщинах от широкой улыбки.
– Да… – неуверенно ответил Андрей.
«Вот вы и попались, Штирлиц!» Как старик догадался? А, ну конечно, на обложке путеводителя же «Китай», большими славянскими буквами.
– Я учирся в Ленингладе! – радостно объявил дедок, путая «р» и «л». – Солок рет назад, на инженела тэ-лак-тол-ной техники!
– Отлично! – улыбнулся Андрей, когда наконец понял смысл фразы. По-русски он не говорил уже несколько дней, с момента пересечения границы, и теперь было даже слегка непривычно.
