– Все работаешь? – спрашивает мама у Нейта. – Накачиваешь эфир чепухой? А дети в школе? Тот, у кого проблемы, ему лучше?
– Дети восхитительны, – отвечает Нейт. – Каждый в своем роде талантлив.
– Откуда бы? – спрашивает соседка. – Они приемные, что ли?
– Ладно, мам, – говорю я. – Мы сейчас ненадолго, скоро приедем опять. Тебе что-нибудь нужно?
– Например?
– Ну, не знаю. Тебе виднее.
– В следующий раз, когда приедете, можете кое-что мне привезти, – говорит соседка. – Что-нибудь вкусненькое без сахара. Если я диабетик, это еще не значит, что я наказана. Посмотрите на меня: я не толстая. Я не переедаю. А вот она мороженое ест.
– Со взбитыми сливками, а не с помадкой, и с вишенкой сверху, – говорит мама и кашляет. – Черенок съела, забыла выплюнуть.
– На здоровье, – говорит соседка. – А я могла черенок вишни завязать языком в узел.
– Теперь уже не можешь, – отвечает мать.
– Еще как могу, – спорит соседка. – Девочка, дай мне его, и я вам всем покажу.
– Дать? – спрашивает меня Эшли.
– Не вижу причин отказывать, – говорю я.
Эшли идет в столовую и возвращается с мараскиновой вишенкой. Отдает ее маминой соседке, и алый сок капает кровью на белое покрывало. Старуха сует вишенку в рот, и видно, как она там ходит по кругу за шевелящимися щеками.
– С протезами труднее, – говорит она, делая секундный перерыв, – но у меня постепенно получается.
И – вуаля! – выплевывает вишенку в ладонь. Черенок завязан в узел.
– Как вы это делаете? – интересуется Эшли.
– Практика, – отвечает старуха.
– Ладно, мам, нам уже пора.
– Вот так сразу, – говорит соседка. – Вы же только пришли.
– Нас машина ждет на улице, долго рассказывать.
– Ну что ж, – говорит она. – В следующий раз и расскажете.
В понедельник рано утром дети уезжают в школу, увозя с собой ленч, который я сделал из оставшихся в холодильнике продуктов.
После их отъезда тиканье кухонных часов становится оглушительно громким.
– Эти часы всегда тут были? – спрашиваю я у Тесси. – И всегда вот так гремели?
Загружаю посуду в посудомойку, наливаю Тесси и кошке свежей воды, болтаюсь по дому и убираю вещи, пока уж совсем не остается никакой работы.
Хожу по дому кругами.
Куда уйти отсюда? Я представляю себе, как ухожу, – выхожу и уже не возвращаюсь. Собака на меня смотрит. Ладно, выхожу и оставляю почтальону записку, чтобы зверей отправили к Джорджу в дурдом. Животные очень полезны для душевнобольных.
До всего этого у меня была жизнь. Может, мне это только казалось, но иллюзия была полной. Я собирался что-то сделать…
Книга. Пришло время закончить книгу. И мне сразу становится легче, как только я вспоминаю, что было же что-то, была какая-то цель. Книга. Я вытаскиваю матерчатую сумку, где лежит рукопись на тысячу триста страниц, все покрыты сложным узором наклеек и флажков, расшифровать который кажется неразрешимой загадкой. Ставлю сумку на кухонный стол.
Сижу. Пот стекает по спине, хотя и не жарко. Сердце бьется быстрее и быстрее, мир катится к концу, дом вот-вот взорвется. Спешу к аптечке, принимаю таблетку из пачки с надписью: «В случае приступов тревожности». Принимаю лекарство Джорджа и думаю о Джордже. Надо уйти из этого дома. В нем холодно, адски холодно. Как можно быстрее собираю вещи, рукопись, пачки чистой бумаги. Если сейчас же не уйду, что-то случится. Хватаю свое барахло и выбегаю из дверей.
На улице светлое небо, воздух ровен. Я останавливаюсь и стою.
