Да – тогда и сейчас - страница 14
В ту пору они с Кейт учились во втором классе, их только что допустили к первому причастию. Питер развел ладони, словно в молитве, наклонился над высокой травой, что росла между валунами, – недостижимая для косилки, как ни бранился мистер Глисон, пытаясь ее туда протиснуть, – сложил ладони и поймал кузнечика. Прижал ему крылышки большими пальцами, поднес к лицу Кейт, чтобы та рассмотрела хорошенько, и ощутил на запястье ее теплое дыхание. Они пытались поймать кузнечика все лето, уже почти сдались, и вот теперь он наконец попался.
– Ну… такая. Ты же понимаешь.
Но только он не понимал. Да и Кейт толком не понимала. Так что оба не стали продолжать этот разговор.
С Сентрал-авеню автобус свернул на Вашингтон-стрит, потом на Джефферсон-стрит, потом на Мэдисон-стрит, а когда он протарахтел мимо берквудских сосен, Питер увидел свой дом.
– Будем играть в снежки, – сообщила Кейт, перегнувшись через него, чтобы посмотреть в окно. Многие ребята достали ланчбоксы и принялись жевать. Автобус наполнился запахом чипсов и фруктовой газировки. – Две команды. Двадцать минут на заготовку снарядов, и начинаем.
Автобус подскакивал на ухабах, школьников то подкидывало на сиденьях, то швыряло вбок. Перед глазами Питера мелькнули деревья, небо – и бордовое пятно. Мамина машина. Кейт тоже ее заметила.
– Слушай, но спросить-то можно? – предложила она. – Вдруг разрешит?
– Угу, – буркнул Питер.
Автобус остановился, и дети один за другим выскочили наружу.
– Может, и разрешит, – пробормотал Питер, надевая рюкзак.
Тучи, подсвеченные солнцем, зловеще мерцали. Кейт на мгновение остановилась, будто что-то забыла, и побежала к дому.
Питер нашел маму в полутемной кухне. Она срезала желтые шкурки с куриных ножек, пачкая манжеты о сырое мясо.
– Ты ведь с этим справишься? – спросила она не оборачиваясь.
На часах было двадцать минут первого. До ужина оставалось не меньше шести часов. Обычно во время готовки мама собирала волосы на макушке, но сейчас они в беспорядке свисали вокруг лица. Питер поглядел на мамины опущенные плечи, пытаясь угадать, что у нее на уме. Снял с плеч рюкзак, расстегнул куртку. Накануне за ужином мама не съела ни крошки, и папа все поглядывал на нее, пока тягомотно рассказывал, что было на работе. Потом он налил себе выпить, встряхнул стакан, погремев кубиками льда на дне. Мама ежилась и прикрывала глаза, словно ей было больно на что-то смотреть. Но перед ней были только Питер и папа. Только Питер и папа, которые сидели за столом и разговаривали о том, как прошел день.
– Мама не очень хорошо себя чувствует, – заметил Брайан Стенхоуп, когда она отправилась на второй этаж – прилечь. Казалось, он и не заметил, что Энн встала из-за стола, но как только она ушла, налил себе еще, разрезал печеную картофелину и намазал ее маслом. – Она же целый день на ногах, понимаешь? Это тебе не в конторе сидеть.
Отец потянулся за солью.
– Ты ведь тоже целый день на ногах?
– Ну, не то чтобы целый, – возразил Брайан Стенхоуп. – И вообще, у женщин все по-другому. Им нужно… ну не знаю.
Питер подумал, не происходит ли с мамой то же, что с Рене Отлер, которую отпустили в уборную посреди урока. В автобусе Кейт отказалась это обсуждать, но, когда они встретились на валунах, объяснила, что, хотя с мальчишками о таком не говорят, накануне у Рене началось «сам знаешь что» прямо на игровой площадке, и медсестра показывала ей, что делать с прокладкой. У остальных девчонок, насколько Кейт было известно, «сам знаешь чего» пока не началось.