«Ё-маё! Вот чёрт! Не успею. Должен успеть!»
С этими словами Николай прямо-таки «влетел» на перрон Витебского вокзала.
«Где! Где же она?»
– …до станции Детское Село посадка заканчивается…
Николай метнул взглядом по электричкам, стоящим у края платформы «головой» к вокзалу, и в ту же секунду увидел ту, что ему и была нужна – последние пассажиры заскакивали в её нутро.
Одной рукой придерживая на бегу фуражку, а второй отчаянно размахивая в немом призыве «подождите!» кинулся к электричке. А двери уже поползли, закрываясь.
Мужик, стоявший в тамбуре и видевший призывы курсанта, схватил ползущие двери, и натужно упираясь всем телом, приостановил их движение.
– Давай!
Николай схватился за створки, не позволяя им схлопнуться, и, напирая, боком протиснулся в тамбур.
– Ну, браток, ты даёшь! Думал, останешься ты ночевать на платформе. Силён бегать!
Николай только кивал в ответ, переводя дыхание.
Он и сам уже было подумал – ночевать ему на вокзале до первой электрички, но характер не позволил – всё до конца привык доводить. Ночевать-не ночевать, но вернуться в училище пришлось бы, и увольнительная была бы испорчена, – а так хотелось переночевать дома, в своей комнате, на своём любимом узеньком диване.
Мужик начал возиться, доставая папиросы.
– Кури, браток, – протянул Николаю пачку.
– Спасибо, не курю я, – всё ещё тяжело дыша, выдохнул Николай.
– Вот это ты даёшь! Курсант, офицер уже, считай, а «не курю-ю». Счас и девки-то через одну смолят. А ты «не курю-ю-ю».
Мужик потер в заскорузлых рабочих пальцах папиросу, сунул в рот и демонстративно, выражая своё мужское презрение, отвернулся от Николая, закуривая. Было похоже – пожалел он, что помог этому курсантишке-чистоплюю в электричку заскочить.
Николай улыбнулся про себя – привык он уже к такому критическому отношению к себе представителей рода мужского, – и дёрнув дверь вагона, вошёл внутрь.
«Если бы он узнал, что и „не употребляю я“, тогда вовсе бы распрезирался. Ладно, главное в электричке я. Дома буду спать. На своём любимом диванчике. Мама чаем сладким с ватрушками ванильными напоит. А с утра можно сразу и к Ленке наведаться. Воскресенье, в парк пойдём».
В вагоне, кроме него, скрючившись на деревянных сидениях, уже дремали несколько пассажиров. Николай выбрал свободную скамейку в середине вагона и сел к окну. Там, за окном, уже была ночь – без звёзд, без луны – небо ещё с вечера затянуло тучами. На темном фоне ночи за окном – в его стекле – отражался вагон со скамейками и силуэтом Николая.
…Он с облегчением откинулся на спинку сиденья и сразу представил, как уже через двадцать минут будет идти по ночному Пушкину к своему дому, а завтра… завтра… – не додумав, что же будет завтра, Николай задремал…
– Слышь, курсант! Не проспишь свою остановку-то?
Николай с трудом разлепил глаза и увидел склонившееся к нему круглое, озабоченное лицо пожилой женщины.
