Варвара Михайловна(удивленно). Не замечала… разве? Ты ошибаешься!..
Калерия. В нем, в его душе есть что-то нестройное… А когда я это замечаю в человеке, мне начинает казаться, что он и физически урод.
Влас(выходит из кабинета, грустно потрясая пачкой бумаги). Принимая во внимание обилие сих кляуз и исходя из этого факта, честь имею заявить вам, патронесса, что при всем горячем желании моем – не могу я исполнить к сроку, назначенному патроном, возложенную на меня неприятную обязанность!..
Варвара Михайловна. Я помогу тебе потом. Пей чай.
Влас. Сестра моя! Воистину ты – сестра моя! Гордись этим! Абстракция Васильевна, учитесь любить ближнего, пока жива сестра моя и я сам!..
Калерия. А знаете, – вы горбатый!
Влас. С какой точки зрения?
Калерия. У вас горбатая душа.
Влас. Это, надеюсь, не портит моей фигуры?
Калерия. Грубость – такое же уродство, как горб… Глупые люди – похожи на хромых…
Влас(в тон ей). Хромые – на ваши афоризмы…
Калерия. Люди пошлые кажутся мне рябыми, и почти всегда они – блондины…
Влас. Все брюнеты рано женятся, а метафизики – слепы и глухи… очень жаль, что они владеют языком!
Калерия. Это неостроумно! И вы, наверное, даже не знаете метафизики.
Влас. Знаю. Табак и метафизика суть предметы наслаждения для любителей. Я не курю и о вреде табака ничего не знаю, но метафизиков читал, это вызывает тошноту и головокружение…
Калерия. Слабые головы кружатся и от запаха цветов!
Варвара Михайловна. Вы кончите ссорой!
Влас. Я буду есть – это полезнее.
Калерия. Я поиграю – это лучше. Как душно здесь, Варя!
Варвара Михайловна. Я открою дверь на террасу… Ольга идет…
(Пауза. Влас пьет чай. Калерия садится за рояль. За окном тихий свист сторожа, и, в ответ ему, издали доносится еще более тихий свист. Калерия тихонько касается клавиш среднего регистра. Ольга Алексеевна входит, быстро откинув портьеру, точно влетает большая, испуганная птица, сбрасывает с головы серую шаль.)
Ольга Алексеевна. Вот и я… едва вырвалась! (Целует Варвару Михайловну.) Добрый вечер, Калерия Васильевна! О, играйте, играйте! Ведь можно и без рукопожатий, да? Здравствуйте, Влас.
Влас. Добрый вечер, мамаша!
Варвара Михайловна. Ну, садись… Налить чаю? Почему ты так долго не шла?
Ольга Алексеевна(нервно). Подожди! Там, на воле – жутко… и кажется, что в лесу притаился кто-то… недобрый… Свистят сторожа, и свист такой… насмешливо-печальный… Зачем они свистят?
Влас. Н-да! Подозрительно! Не нас ли это они освистывают?
Ольга Алексеевна. Мне хотелось поскорее придти к тебе… а Надя раскапризничалась, должно быть, тоже нездоровится ей… Ведь Волька нездоров, ты знаешь? Да, жар у него… потом нужно было выкупать Соню… Миша убежал в лес еще после обеда, а вернулся только сейчас, весь оборванный, грязный и, конечно, голодный…
А тут приехал муж из города и чем-то раздражен… молчит, нахмурился… Я совершенно завертелась, право… Эта новая горничная – чистое наказанье! Стала мыть пузырьки для молока кипятком, и они полопались!
Варвара Михайловна(улыбаясь). Бедная ты моя… славная моя! Устаешь ты…
Влас. О Марфа, Марфа! Ты печешься о многом – оттого-то у тебя все перепекается или недопечено… какие мудрые слова!
Калерия. Только звучат скверно: перепе – фи!
Влас. Прошу извинить – русский язык сочинил не я!
Ольга Алексеевна(немного обиженная). Вам, конечно, смешно слушать все это… вам скучно… я понимаю! Но что же! У кого что болит, тот о том и говорит… Дети… когда я думаю о них, у меня в груди точно колокол звучит… дети, дети! Трудно с ними, Варя, так трудно, если бы ты знала!
