В дверь просунулось встревоженное сдобное лицо; затем старушечья рука осторожно втолкнула свое сокровище в кабинет и сразу исчезла.
– Здравствуй, – приветливо улыбнулся методист и плавно развернул ладонь. – Садись на стульчик.
Могло показаться, что это намек, и стульчик – у него в кулаке, но ладонь была пуста.
– Садись! – Мамкин ухитрилась взять тон, сочетавший в себе яростный шепот и елейную просьбу.
Стул слабо скрипнул.
– Отлично! – методист опять улыбнулся. – А говорят, ты – Свин. Какой же ты Свин?
Толик озабоченно разглядывал пол и крутил себе пальцы.
– Как тебя зовут? – методист заговорил деловым тоном. Как же иначе, мол, могут беседовать два взрослых человека.
Толик уставился в угол и оставил вопрос без внимания.
– А почему ты молчишь? – осведомился методист.
– Потому что не хочу с тобой разговаривать, – четко и ровно объяснил Толик. Какое-то мгновение он глядел методисту в глаза, но тут же вновь отвернулся и равнодушно воззрился на ботинки Папкина. Те приросли к стульям. Это были первые слова за долгие, долгие месяцы.
– Разве я чем-то тебя обидел?
Толик досадливо вздохнул. Методист подождал и, ничего не дождавшись, зашел с другой стороны: – Мама и папа боятся, что ты заболел. Мне же кажется, что ты совершенно здоров. А сам ты как думаешь?
Ответа не последовало.
– Ты всегда такой молчун?
Лицо Толика слегка скривилось, как будто он что-то искал языком во рту. Взгляд переместился на потолок.
– Хорошо, – методист поднял руки, сдаваясь.
– Если не хочешь говорить, давай немного поиграем. И пойдешь домой. По рукам?
Толик равнодушно посмотрел на него.
– Ну, скажи хоть что-нибудь, – не выдержала Мамкин, теребя сумку. – Язык проглотил?
Толик сполз со стула, перебрался в угол и присел там на корточки.
Папкин крякнул.
– Ничего-ничего, – успокоил его методист и чуть повысил голос, чтобы Толику было слышно: – Что у тебя там, в углу? Крепость? Или гнездо?
Тот чертил пальцем по полу. Папкин, сориентировавшись, присмотрелся: круги.
– А пол-то грязный, – заметил методист. – Что ты рисуешь?
– Не твое дело, – сказал Толик.
Мамкин всплеснула руками и раскрыла рот, намереваясь разразиться упреками, но ее вовремя остановили.
– Не будем его неволить, – уютно мурлыкнул методист. – Толик, ступай к бабушке. Пусть еще посидит в коридоре, – обратился он к родителям, когда Толик встал и, не попрощавшись, вышел.
– Невероятно, – пролепетала Мамкин. – Будто подменили. Он же молчал. И только с вами…
– Вероятно, красная рука, – отозвался методист совершенно серьезно. – Ну что ж, позвольте поделиться первым впечатлением. Насчет аутизма не знаю, не будем пороть горячку. Но поведение явно неадекватное. Я постараюсь справиться за сеанс, но ничего пока не обещаю. Может быть, понадобится прийти еще раз.
– Еще раз? – переспросил Папкин, не веря ушам. – Вы хотите сказать, что сумеете вылечить его за два сеанса?
Методист только улыбался, наслаждаясь своим многозначительным молчанием.
– Взгляните, – сказал он, наконец, и указал на стену.
Папкин шумно вздохнул.
– Да, грамот много, ничего не скажешь, – сказал он осторожно. – Не подумайте, что мы вам не доверяем, но согласитесь, что два сеанса…
– Один, – поправил его методист. – Это не грамоты. Это дипломы и сертификаты.
