Женщина казалась спокойней обычного. Старший изредка бросал на неё внимательный взгляд.
«Такое может быть и от чрезмерной усталости, и от какой-то ясности или внезапного озарения. Трудно понять её состояние», – подумал о ней старший и решил в эту ночь не смыкать глаз. Что-то сегодня тревожило его больше обычного, причём он отчётливо ощущал, что нервный трепет нарастал в нём всё сильнее, захлёстывая всё его нутро. Он был знаком ему. Такое с ним происходило всегда перед сражением. Подкинув ещё охапку хвороста в костёр, плотнее укрыв ноги спящей спутницы, он тихим шагом направился к соседнему костру, у которого, прислонившись спиной к дереву, сидел сотник.
Все, кроме дозорных, спали. Неровный свет взметнувшегося пламени то выхватывал из темноты силуэт сидящего воина, искажая красно-тёмным оттенком весь его облик, то своим дрожанием создавал причудливые тени от него на чернеющем стволе дерева. При лёгких порывах ветерка тихий огонь начинал бесноваться, и в эти мгновения каждый раз казалось, что всё вокруг наполняется движением.
Сегодня всё раздражало старого воина, и от этого ему было не по себе. Он не находил места, чтобы присесть и успокоиться. Ему очень хотелось вскочить на коня, выхватить акинаки, найти и изрубить всех, кто их преследует и не даёт покоя. Он чувствовал их присутствие, вглядывался в темноту и ещё сильнее ощущал их приближение. Завидев старшего, сотник легко вскочил на ноги. На его лице появилась тревога, но он молчал.
– Не сиди слишком близко к огню, тебя отовсюду видно, – старший обошёл костёр и остановился, скрываясь за деревом.
Сотник кивнул, быстро оглянулся по сторонам и порывисто отпрянул от яркого пламени в глубь деревьев.
– Ну-ка, подними всех. Я проверю дозорных. К кострам не подходить никому, – старший бесшумно исчез в темноте.
* * *
Первый дозорный появился перед старшим внезапно, на месте, где и был ему отведён пост. Он молча стоял, и лишь по тихому его дыханию можно было определить, что он смотрит прямо в лицо.
– Что? – старший почти шёпотом спросил у него.
– Где-то рядом. Ближе к ручью, у второго дозора. Двое или трое, но их может быть и больше, – также шёпотом ответил воин.
– Хорошо, – старший коснулся его плеча и вновь тихо исчез в темноте.
Дозорный у ручья возник сбоку от старшего, и только лёгкое движение воздуха свидетельствовало о том, что он приблизился справа.
– Где? – очень тихо, чуть склонив к нему голову, спросил старший.
– За ручьём. Пока не переходят, – почти на ухо, склонившись, шепнул огромного роста молодой сак.
– Жди, – почти прошипел ему старший и вновь удалился.
У притаившегося третьего дозорного было тихо. Никто не нарушал его участка.
Лошади, изредка пофыркивая, спокойно отдыхали под бдительной охраной четвёртого дозорного, и только лишь конь самого старшего был чем-то встревожен. Постукивая оземь копытом, раздувая ноздри, задрав высоко голову, он в полный глаз метнул на хозяина чёрно-огненный взгляд, с отражённым в нём блеском костра. «Чует он врага», – подумал старший, поглаживая и успокаивая своего верного друга.
– Ближе к полуночи начал, – тихо пояснил творящееся с жеребцом стоявший рядом с ним воин.
– Отведи лошадей подальше, к третьему дозору, – старший направился к месту, где отдыхала женщина.
Она спала. Впервые за всё время похода. Ей постелили невдалеке от костра, за небольшим кустом, дабы со стороны не было видно её при свете огня.
