Грянул сухой выстрел, и один из троих парней, вскрикнув, упал. Двое других в панике кинулись к машине. Полковник ещё дважды выстрелил вслед убегавшим, но промазал.
– Эх, ушли, гады!.. – в сердцах выругался он.
– Ты что, Колька, совсем ополоумел?! – бросился на него дед Евсей. – Палить по живым людям! А если ты его убил? Тоже мне, Рэмбо нашёлся!
Полковник Коля ничего не ответил и лишь махнул рукой.
После первого же выстрела толпа бродяг быстро рассеялась. Праздник, начавшийся за здравие, в буквальном смысле закончился за упокой: выстрел полковника, похоже, сразил парня наповал.
Петра била крупная дрожь. Да и доктор был явно не в своей тарелке. Он подскочил к подстреленному парню, склонился над ним, быстро осмотрел, выпрямился и облегчённо вздохнул.
– Жив.
– Ну слава Богу, – выдохнул дед Евсей. – А ты, Колька, молись, чтобы он живёхонек остался. Понял?
Полковник смущённо смотрел себе под ноги. Боевой пыл его понемногу угасал.
– Да я и сам не знаю, что это вдруг на меня нашло, – виновато пробормотал он. – Понимаете, очень уж мне обидно стало за нас, мужики. Вот я и… Пистолет-то у меня ещё со службы в органах остался. Именной, – не без гордости добавил он.
– Хватит языки чесать, – крикнул доктор. – Помогите лучше перенести раненого в машину. Его нужно срочно в больницу. А то, того и гляди, концы отдаст. Тогда не только полковнику – никому из нас не отмыться.
Пётр кинулся было на помощь своему другу, но какое-то смутное шевеление справа заставило его остановиться.
– Петька, берегись! – заорал дед Евсей.
Это был Гудзон. Оклемавшись, он неожиданно вскочил на ноги, замахнулся всё той же монтировкой и…
Пётр не успел отскочить. Кусок металла обрушился на его голову. Острая боль пронзила затылок, что-то тёплое, липкое заструилось по шее… Ноги, вдруг ставшие ватными, подкосились.
Тьма поглотила его.
Ещё три выстрела прогремели в эту новогоднюю ночь. Но Пётр их уже не слышал…
Окно с чуть приоткрытой фрамугой… белая полоска солнечного света, мягко скользившая по белым стенам, белому потолку, белому халату молоденькой медсестры… птичий гомон и ароматы весны… капельница у изголовья кровати… приторный запах лекарств… Больничная палата. Он в больнице.
Сквозь ресницы приопущенных век он видел, как суетится, гремя склянками на больничном столике, медсестра. Ему не хотелось открывать глаза, не хотелось привлекать её внимание. Он не был готов к этому. Слишком многое надо было обдумать. Ему требовалось время.
Он помнил всё. Сознание было ясным и прозрачным, как стекло.
Встреча Нового года в «бомжеубежище», праздник у костра, ликующие, словно дети, бродяги, потом – стычка с бритоголовыми ублюдками, выстрелы, полковник Коля с именным пистолетом, удар монтировкой по голове… Да, всё это он прекрасно помнил.
Но помнил он и кое-что ещё.
Он помнил себя.
Теперь он знал, кто он.
Это было главное. И с этим надо было разобраться, всё разложить по полочкам.
Никогда ещё голова его не была такой ясной. Он лежал и думал, думал, думал… Постепенно, шаг за шагом, мгновение за мгновением, вся череда событий начала выстраиваться в цельную логическую цепочку. И когда, наконец, эта цепочка обрела чёткие очертания, он вдруг понял, в какой ужасной ситуации оказался.
И понял ещё: из этой ситуации нужно было как-то выбираться.
Он не заметил, что давно уже лежит с открытыми глазами, устремив невидящий взгляд в потолок. Едва слышный скрип кровати привлёк внимание медсестры.
