Тихоокеанский океанологический институт ДВНЦ АН СССР (ТОИ ДВО АН РФ)
Океана не было видно из окна комнаты, где я занялся оформлением своей служебной командировки. Не было видно и моря, или улицы, или хотя бы соседнего дома, вообще ничего не было видно, кроме шумевшего лиственного леса за окнами, плотным пологом закрывавшим всю землю от здания, где я находился, до волнистых линий горизонта. В бывших жилых квартирах стояло несколько старых столов с тумбочками и дюжина казенных стульев, приходящих в полную негодность. Но, светило яркое солнце, зеленая листва за окнами шумела под порывами бриза, наверное, долетевшего с моря, и, поэтому, вдруг нахлынувшая тоска при виде служащих бухгалтерии, сменилась ясным ощущением, что это вот временное, а дальше «все пойдет…». Правда, что должно было «пойти», я еще не мог сформулировать. Надо было походить вокруг, сориентироваться, сделать, так сказать, рекогносцировку местности, познакомиться с будущими сослуживцами. Я представился и.о.директора, так как с Ильичевым я уже разминулся, он снова улетел в Москву, зашел в бухгалтерию, неожиданно даже получил причитающиеся мне командировочные, и еще какие-то, вполне приличные деньги в виде «подъемных», и меня направили в общежитие Дальневосточного центра, которое несколько месяцев тому назад закончили строить и постепенно стали заселять новыми академическими сотрудниками.
Поскольку из всех вещей я ограничился одним, туго набитым портфелем, мне посоветовали на выбор – пройти к месту моего дальнейшего проживания пешком через лес или проехать две остановки троллейбусом и оттуда «через сопочку» спуститься к общежитию. Я выбрал первое – путешествие хотелось продолжить, но уже другим способом, надо было вдохнуть свежего воздуха. Самолеты, автомобили уже до предела сократили мой путь к намеченной цели, осталось сделать последнее усилие – добраться до своей постели, если только она где-то имеется. А пройтись по летнему лесу, днем, с небольшой поклажей мне показалось даже интересно. В бухгалтерии меня напоили чаем, и я с легким сердцем и тяжелой от часовой перестройки головой (семь часов разницы) отправился пешком на поиски своего жилья с направлением в кармане от администрации ТОИ в общежитие Дальневосточного центра.
Я быстро миновал несколько отдельных зданий академического городка и пошел по тропе. Было очень жарко, даже душно, желтовато-красная, по-видимому, от необычной глинистой почвы, тропа вела меня, через лес, опутанный какими-то вьющимися растениями, дорогу сжимали густо растущие деревья с высокими кронами, смыкающимися в сплошной полог над головой, так что, несмотря на яркий и солнечный день, было немного сумрачно. Я не узнавал этих деревьев, цветов под ногами, запахов влажного воздуха с примесью чего-то знакомого, но давно забытого. Пиджак был переброшен через плечо, портфель стал через некоторое время тяготить руку и вдруг я услышал знакомый отдаленный шум – шум прибоя. Надо было только свернуть с тропы, спуститься по какой-либо тропочке с косогора через лесную чащу и – вот оно, вышло ко мне навстречу, пахнуло в лицо еще более горячим и влажным воздухом, темно синее море.
Нет, это было еще не море: я вышел к берегу широкого залива – на противоположном, отдаленном берегу этого залива, за несколько десятков километров виднелись уже другие горы, они высились в синем мареве, дрожащие линии этих гор сходились и растворялись далеко за горизонтом. Тогда я не знал, что эти горы находятся уже за границей, в Китае, что это древние земли империи Цзинь и царства Бохаи. Как хорошо ничего не знать – легче дышится. Я спустился ниже по овражку, отыскал глазами тропку, заросшую густой травой, и по ней вышел на узкую каменистую кромку берега, где валялись спутанные грязно-зеленые косы подсыхающих водорослей. Море лениво ласкало камни, торчавшие везде вдоль прибойной полосы, оно искрилось тысячью прыгающих жемчужин на морской ряби под дуновением ветерка, оно было теплое, живое, и рука, опущенная в воду, покрывалась, сверкающими радужными пузырьками. Все во мне наполнилось ощущением счастья. Я не долго раздумывал, сбросил с себя одежду, благо никого не было на всем пустынном берегу, и вошел в воду. Это была вода, живая вода, моя стихия, сливавшаяся с моим ощущением полноты жизни, родственная моему телу, знакомая еще с детства, возносившая сознание в какие-то неведомые выси. Вода была легкая, тело могло лежать в ней без движений, море покачивало, убаюкивало и, если бы не жгучее солнце, можно было бы и вздремнуть. Словом это были те редкие минуты полного блаженства, которые сперва не осознаешь, а потом помнишь о них очень долго.
