Дама и лев - страница 47

– Варин Волчий Глаз, моё сердце переполнено благодарностью к нашему господину графу Першскому. – Германец не переменился в лице, только перевалился с ноги на ногу. – Нас оскорбили, и мы обязаны отомстить. Ты готов?

Варин ответил без колебаний:

– У меня в распоряжении пять человек и достаточно времени. Приказывайте.

Готье был удовлетворён. Так всё и должно происходить, и так отныне будет. Если этот человек хотя бы наполовину так грозен, как кажется, они не только захватят Сент-Нуарскую предательницу (а в его сознании всё, что произошло две ночи назад в замке, было ни чем иным, как предательством), но Готье ещё вдобавок станет самым приближённым вассалом графа Першского, и Суйеры будут командовать сражениями между баронами Французского королевства. А после этого (в конце концов, почему бы и не помечтать) Ротру Першский женат на представительнице рода Блуа, кровной родственнице короля, однако ещё пару поколений назад её предки были нищими норманскими рыцарями, наёмниками, как тот, что стоял перед ним, призванными, чтобы защищать монастыри от викингов.

– Сначала мы должны захватить Аэлис, первородную дочь владельца Сент-Нуара. Сам хозяин – тяжело ранен. Чего бы мы ни сделали, чтобы сократить его мучения в этом мире, всё будет мало. – Он криво улыбнулся. – А ещё у меня счёт к капитану его гвардии. Так что его оставь мне.

Варин невозмутимо взирал на Готье Суйерского. Мужчины, с которыми ему довелось сражаться, те, что не умирали от первого же удара топора, те, что не удирали, визжа, как свиньи, не были такими белолицыми и не имели таких тонких дамских рук, как его нынешний собеседник. Ну, в крайнем случае можно придумать что-нибудь, чтобы он не мешался под ногами. Варин из Лонрэ почтительно поклонился и пошёл за своими бойцами. Он тут же выкинул Суйера из головы: имелась дичь, которую следовало поймать.

Брат-кантор Фульше чуть ли не бежал по галерее внутреннего двора к церкви. Вот-вот зазвонят к повечерию, а он заболтался с братом-аптекарем, выпросив у него настой коры бука на сладком вине вместо отвратительной примочки из лука и куриного жира, которую тот предлагал поначалу. У аптекаря было особое пристрастие к использованию лука в своих снадобьях, но Фульше категорически отказался терпеть жуткую вонь, которую извергал бы во время пения псалмов, если бы прикладывал луковую кашицу к зубам. Он ускорил шаг: братья, должно быть, уже собрались на хорах в ожидании кантора: он должен был руководить их пением во время ночной службы. В нише у дверей стоял армарий, в котором хранились священные книги. Он собирался открыть его, чтобы достать антифонарий, когда заметил, что в глубине галереи молча замер один из братьев. Низкорослый, тщедушный, мальчишка, должно быть, хотя без сомнения старше пятнадцати лет, потому что по уставу в монастырь давно уже не принимали облатов9. Ряса с капюшоном, которую ему выдали, была широка, а рукава длиннее на целую пядь, чем требовалось. Подол волочился по полу. Черты лица его выражали смирение: опущенные глаза, молитвенно сложенные руки, склонённая голова. Юный брат, без сомнения, новиций, дрожал, явно нервничал. Фульше показалось странным, что аббат ни словом не упомянул о том, что в братстве появился новый член. Правда, с тех пор, как кантор мучился адскими зубными болями (потому что без сомнения сам дьявол наслал их на него в наказание за сквернословие), ему было не до мелких монастырских новостей. От бесконечных примочек, отваров и настоев он потерял бы счёт времени, если бы не благословенные колокола, отбивающие часы.