Киреев: Я сказал, что хочу видеть ее чаще и что было бы неплохо, если бы она бросила работу… Понимаете, я собирался предложить ей быть как бы моей второй женой, я в состоянии содержать еще одну женщину.
Следователь: Но вы так и не успели предложить ей это?
Киреев: Если бы я знал, что больше не увижу ее… Поймите, она мне больше чем нравилась, я любил ее, она была очень нежной женщиной.
Следователь: Вы не ревновали Музрукову к ее шефу?
Киреев: А разве были основания? Я ничего не знал о той фирме, где она работала, за исключением того, что ей там платили очень мало. Она была не то бухгалтером, не то кассиром. Мы вообще никогда не беседовали с ней о работе, у нас не было времени на подобные разговоры…
Следователь: Понятно. Вы сами подвезли ее на машине?
Киреев: Да, разумеется. Я всегда подвозил ее, думаю, что именно этот факт и помог вам так быстро найти меня… Кто-то, вероятно, запомнил номер моей машины.
Следователь: Вы не вышли из машины, чтобы проводить ее до самой двери?
Киреев: Нет, я теперь страшно жалею об этом. Сколько раз видел в кино, что мужчина провожает женщину до двери и спокойно возвращается к себе домой, а на нее нападают… Но то в кино… Боже, мне не верится, что Оксаночки больше нет…
Следователь: Валентин Александрович, вы не припомните, что было у нее в руках, когда она вышла из машины?
Киреев: Конечно, помню. У нее была довольно-таки объемистая красная сумка, в которой находилась простыня… Не удивляйтесь, существуют женщины, которые не могут спать на чужих простынях… Оксана была из таких.
Следователь: Вы сказали, что сняли для ваших встреч квартиру… Это довольно дорогое удовольствие… Почему вы не могли встречаться у Музруковой дома, ведь она жила одна?
Киреев: Ее дом далеко от моей работы, и я бы не успевал… Та квартира, которую я снял, находится в очень удобном месте – между моей работой и ее… Мы могли встречаться там днем. Она говорила, что едет в банк, и у меня есть возможность отлучаться…
Следователь: Кроме сумки с простыней, у нее больше ничего не было?
Киреев: Постойте… Я ошибся. Простыня находилась не в сумке, а в пакете. Это поначалу она была в сумке, а затем грязную простыню она убрала в маленький пакет, потом в большой, тоже красный. В сумку же свою она положила кошелек, я дал ей немного денег, еще там были такая маленькая сумочка с косметикой и… колготки. По дороге ко мне она порвала колготки, в метро купила новые, а когда мы уже с ней расставались и она собиралась домой, я видел, как она свои порванные колготки положила в сумку. Понятия не имею, зачем она это сделала… Может, по рассеянности… Она вообще тогда была какая-то взвинченная, нервная и в то же время необычайно веселая и ласковая…
Следователь: Вы не знаете, сколько денег было в ее кошельке?
Киреев: Я человек внимательный… Когда я дал ей двести долларов, она достала кошелек, чтобы положить их туда, и я увидел в отделении для бумажных купюр несколько – пять или шесть – пятисотенных. Не бог весть какие деньги… Вы думаете, что на нее напали из-за этих денег?
Следователь: Иногда убивают за сотню рублей… Всякое случается.
Киреев: Вы только не удивляйтесь, но еще у нее была коробка с пирожными… Это я покупал ей, мы пили вино и ели пирожные… Вернее, она немного поела, я-то нет… Пирожные из немецкой кондитерской. Много осталось, и она сказала, что возьмет их домой, будет есть и вспоминать нашу встречу. Она была сентиментальной, она очень нравилась мне… Еще там же, в коробке, был черный виноград. Надеюсь, что хотя бы это не украли?
