Здесь квадратный стол из красного дерева был накрыт для обильной, но необычной трапезы – то есть не для чайной церемонии, не для обеда или ужина, а странным образом для всего вместе. Там были хлеб, как черный, так и белый, изящно нарезанный и намазанный маслом, кекс двух видов, тонкие ломтики сыра с сельдереем по бокам и маленький серебряный бочонок с печеньем. В центре, под люстрой, возле хрустального блюда с тушеным черносливом мелко подрагивало розоватое бланманже. Наконец субтильная горничная Пегги положила во главе стола большой горячий рыбный пирог, от которого шел пар, а за ним последовал величественный чайный сервиз на огромном подносе. Чинно усевшись, старая миссис Лоример разлила чай и раздала пирог. Она взяла себе добрый кусок, при этом держа руку так, чтобы замаскировать его размеры, проверила вилкой, критически склонив голову набок, и, слегка расслабив лицевые мышцы, выразила одобрение. Только после этого она нашла время взглянуть на Мэддена. И все же, хоть и припозднившись, ее пристальный взгляд был острым. А ее замечание – еще острее.
– Итак, вы собираетесь жениться на Нэнси. Что ж, молодой человек, предупреждаю, у вас будет полно хлопот.
Он невозмутимо ответил:
– Мы с Нэнси справимся, миссис Лоример.
– Возможно, – строго заявила пожилая леди. – Но придется приложить немалое и долгое усилие. И да помогут вам Небеса, молодой человек, если вы спасуете.
Это было первое из серии замечаний, пословиц, цитат и афоризмов, прямо предназначенных Мэддену. От старой леди, строгой пуританки и эгоистки до мозга костей, всегда исходила опасность, но теперь, вдохновленная крепким чаем и моральной стороной затронутой темы, миссис Лоример была неудержима.
Кэтрин знала свою мать и научилась терпеть любые ее прихоти. Делая вид, что ест отвратительный рыбный пирог, который с детства ненавидела, она пристально наблюдала за Мэдденом, пока он был под обстрелом ее матери. Признаться, его спокойный добрый нрав или, точнее, – она быстро поправила себя – его безупречное владение собой поразило ее. Конечно, он играл, иначе бы безнадежно запутался в этих хитросплетениях слов и обычаев. Но если и так, это выглядело увлекательно. Он слушал с видимым интересом, ел с видимым удовольствием.
К моменту, когда с черносливом было покончено, Кэтрин поняла, что Мэдден, хотел он того или нет, завоевывает сердце ее матери. Когда они вернулись в гостиную, где в камине был снова разожжен огонь, теперь отбрасывавший приветный свет на ковер из медвежьей шкуры, викторианскую мебель, фарфор и маленькие безделушки на шифоньере, миссис Лоример удовлетворенно вздохнула.
– Садитесь в это кресло, мистер Мэдден, – указала она. – Вам будет в нем удобно. Оно принадлежало моему дорогому мужу, и, заметьте, я мало кому позволяю его занимать. Можете посмотреть, как мы с Кэтрин разложим пасьянс.
Этот пасьянс для двоих, о котором она говорила, – неожиданная уступка ее нонконформистским принципам – был после обожаемого радио самой большой страстью старой леди.
Она упрямо и безжалостно заставляла Кэтрин раскладывать с ней пасьянс во время визитов дочери на выходные. Мэдден вопросительно взглянул на Кэтрин и, возможно все поняв по ее лицу, убежденно сказал:
– Ваша дочь выглядит ужасно усталой, миссис Лоример. Как насчет того, чтобы сыграть со мной?
– Хм! Кэтрин всегда устает, когда приходится что-то сделать для своей старой матери.
