– Э, деваха, ты что удумала, дура! – Джастин уже успел соскочить со стены и они вместе с Олафом одновременно схватили её за руки. Но девка их будто не заметила, даже когда вожак выкрутил у неё из руки нож. Рвалась к князю и кричала. На шум уже обернулись и стали подходить поближе Волки, позабывшие о тренировке.
– Он умирает, а ты тут стоишь! Ты зачем нас сюда притащил?! Чтобы нас твари болотные сожрали? Чтобы мы шерстью покрылись и сами все нелюдями стали? Чтобы мы все от отравы передохли?!
Князь стоял не шевелясь, даже не моргая, немного наклонил только голову в сторону, услышав последние слова.
– Какой отравы, ты что несёшь? – князь говорил тихо, смотря на вырывающуюся девушку как на полоумную, чувствуя досаду от прерывания разговора.
– Ярек! Он там около болота ягод наелся! Я говорю ему, что это не малина! Говорила! Что быть того не может, а он всё равно съел! Упал, хрипит. – Еся, не в силах больше говорить, разразилась слезами, но всё ещё продолжала вырываться, игнорируя уже онемевшие от крепкой хватки двух нелюдей руки.
– Ну, значит, дурак твой Ярек, раз тащит в рот, что ни попадя, и ты дура – кулаками и ножом машешь на кого не следует. Жить надоело, или руки лишние? – у Сета в памяти сразу всплыл тот лист с законом из отцовского кабинета, и он невольно сощурился, закипая, что придало его изнеможённому лицу злобный вид.
Девка замолчала на несколько секунд, поймав его взгляд. Пыталась отдышаться. Затем изменившись в лице, тихо всхлипнув, сказала:
– А может, и надоело. Хочешь – руки руби. Хочешь – вовсе убей! Спаси его только, Богом молю.
И вовсе замерла, перестала вырываться, молчит. Дрожит только, глазами своими, голубыми, ясными прям в душу смотрит. Слёзы тихо по щекам ручьём струятся.
– Твоего Бога я не знаю, да и здесь он до меня не дотянется. Да и, может, помер уже твой Ярек. Что за ягода – не малина? – Сет начал чувствовать раздражение вперемешку с жалостью. Выходка девки и её стремление любой ценой спасти дорогого ей человека всколыхнули где-то в глубине давно запертые чувства, названия которым он уже почти не помнил. Во всяком случае такая самоотверженность ему была понятна – он сам бы глотку любому перегрыз за Джастина и Олафа, но глупость и неосторожность выводили из себя. Также его откровенно бесила вся эта ситуация. Докладывали же, что с деревенским объясняли местную флору. – Вененум уже поспел? – свою догадку Сет адресовал Джастину и Олафу на их языке.
– Не должен был ещё по времени, но осень тёплая – вдруг раньше сок набрал. Я, когда им грибы съедобные и несъедобные показывать приносил – ещё точно не завязались ягоды, да мне и в голову не пришло. И как бы я их предупредил без ягод и речи? – в некотором смущении стал оправдываться Олаф, начиная догадываться, что кто-то траванулся.
– Листья показал хотя бы, – огрызнулся Джастин. – С несъедобными грибами ты же как-то справился.
Девица переводила глаза с одного на другого, силясь понять, о чём те переговариваются. Затем, заставляя дрожащий голос как-то слушаться, рассказала вкратце, как ягода выглядела, и что велела другу живот водой озёрной полоскать.
– Раз так, может и живой ещё, – сказал Сет с некоторым облегчением, обращаясь к девке. Начал неспеша рыться по карманам своей куртки, периодически доставая прозрачные пузырьки с разным наполнением. Посмотрел на один из них на свет, с сиреневым порошком. Велел подошедшим Волкам дать кувшин с водой. Сыпанул немного, стал веткой размешивать, и продолжил. Девица глядела на него во все глаза, словно заворожённая.
