Дамский преферанс - страница 29
Плечо ныло. Она подошла к зеркалу и увидела большой абсолютно круглый отпечаток от набалдашника трости ночного гостя из её странного сна.
Разнополый марьяж[3]
Кто предаёт себя же самого —
Не любит в этом мире никого!
В. Шекспир, сонет 9
Я уже никогда не стану богатой, не буду жить на Лазурном Берегу и рассекать океан на белой яхте с алыми парусами. Я никогда не буду двадцатилетней длинноногой блондинкой, приковывающей к себе восторженные взоры мужчин и завистливые – женщин. Я никогда не напишу роман в духе Жорж Санд или моей тёзки Дарьи Донцовой.
Почему? Да просто потому, что я сама человек в другом стиле, в другом измерении – это я о блондинках (а жаль!), в другом общественном статусе, поменять который уже не в моих силах. Меня никогда не полюбит Брэд Пит, потому что мне никак не выдержать конкуренции с Анджелиной Джоли. Нет, с ней он, по-моему, уже расстался, но это дела не меняет.
И сама я никогда не полюблю высокого, стройного, синеглазого блондина просто потому, что блондины вообще не в моём вкусе. Мысль интересная. А, собственно, почему так уж и не в моём? Надо будет обдумать это как-нибудь на досуге. Я никогда не надену мини-юбку, хотя, признаться честно, очень хочется. И ноги, и фигура это пока ещё позволяют. А вот, поди ж ты, никогда не надену! Господи, чего же ещё я не смогу себе позволить никогда?
Нет, не стоит себя огорчать прямо с утра чересчур длинным списком «никогда». Лучше подумать о том, что я ещё могу себе, любимой, позволить.
Ну, разумеется, прежде всего, я могу себе позволить сидеть вот так, как сейчас, удобно устроившись в большом красивом кресле на балконе своей не менее красивой дачи. Спасибо моему четвёртому мужу! Спасибо! И дай ему бог здоровья на долгие годы! Да, забыла, дай ему, кроме душевного и физического благополучия, ещё и счастья в придачу… Нет, пусть лучше благополучия в первую очередь. С годами становлюсь меркантильной.
Так вот, благодаря Павлу я могу теперь часами глядеть на совершенно бесподобный пейзаж, краски которого на чистой синей глади озера в течение дня беспрерывно меняются. С тех пор как Павел купил эту дачу, я понимаю импрессионистов! Боже, как я их понимаю!
Я могу наблюдать со своего балкона жизнь дачного посёлка, почти совершенно в этой жизни не участвуя, невзирая ни на какие уловки соседей к этой жизни меня приобщить, потому что я по натуре киплинговская кошка, которая гуляет сама по себе.
Я могу написать новую книгу и получить какой-никакой гонорар и махнуть, к примеру, на Канары, а могу не писать ни строчки хоть до конца жизни и при этом, как бы это ни казалось странным, не умру с голоду. Неустанно благодарю тебя, Павел Ильич, муж мой дорогой, четвёртый по счёту. Чётный! Дурак ты, Сан Саныч, чётный муж – это хорошо! Это, Сан Саныч, отлично даже! Слава богу, а может к глубокому сожалению (кто его разберёт?) теперь уже бывший…
Четвёртый! Это же просто с ума можно сойти от такого количества бывших мужей. Как же это меня угораздило четыре раза наступить на одни и те же грабли? Непостижимо! А, собственно, почему непостижимо? Вполне постижимо – простое стечение обстоятельств. Вот так, господа хорошие! Я всегда могу ловко найти себе оправдание в чём угодно. Если, разумеется, не впадать в обычные для меня самокопание и самоистязание.
Жизнь как сложный карточный фокус с секретным кодом, про который любит твердить Ренат: чего только в ней не может быть. Ты, Ренат, прав!