Мы с парнями прошли в зал. Я упорно делал вид, что меня ничто не колыхнуло, но на деле – разрывало от бешенства.
Юсупова не показывалась, мы сидели долго, и когда я не выдержал, набрал сына:
– Я у тебя, – бросил ровно.
– Что-то опять случилось? – сын явно куда-то шёл, голос был запыхавшимся.
– Да, – короткая пауза, – мне дверь открыла Юсупова, – пояснил мысль нарочито спокойно.
– Бл*, – досадливо буркнул Карим. – Хан, не начинай выносить мозг, – тотчас огрызнулся, в который раз подтверждая, что при всей кажущейся мягкости характера, он не боялся ни бога, ни... меня. Хотя в том был виновен я, мне было всего ничего, когда Карим родился. Воспитывать сына мне было некогда. Всё наше общение сводилось к редким «привет, как дела» и было скорее, как у братьев, чем, как у отца с сыном. Поэтому Карим и говорил со мной порой не как со строгим батей, а как со старшим, вечно придирающимся к нему, братом.
– Я скоро буду, – отчеканил, упреждая любое желание с ним поругаться по телефону. – Мы поговорим!
Я так и сидел на диване. Всё всплывающие вопросы решал по мобильному. Юсупова на глаза не показывалась, но мышью по кухне шныряла. Оттуда тянулся приятный запах.
Мои ребята зашевелились. Да и я сам запоздало вспомнил, что не обедал, не ужинал.
– Вы опять скопом?.. – сын вошёл домой со своей парой охранников. Его это явно тяготило, но мне плевать – переживёт, вернее, для того чтобы пережил, они за ним и ходили. – Могли бы хоть обувь снять, – недовольно обронил Карим. Это у нас вместо семейного приветствия: я молча жду его ворчливых упрёков, а потом начинается спор...
В этот раз спор начал чуть погодя, уже в столовой, где нас ждал засервированный стол.
Я внимательно следил за тем, как поглядывали друг на друга Юсупова и сын. Как её щёки краснели, глаза блестели. И Карим был на удивление улыбчив. Давненько его таким не видел. Он сиять начинал...
Ох, не нравилось мне это.
Я сидел во главе стола, где даже для ребят нашлось место, хотя по обычаю, они отдельно ели. Не потому что я заставлял, а потому что им так было удобней, да и ржать любили, чего я за столом не приемлел.
А сегодня молчаливо расселись, глазами пожирая довольно хорошо заставленный блюдами стол. И за всё это безобразие мы должны были благодарить Юсупову с Валентиной Георгиевной, кухаркой Карима. Она ещё мне готовила по молодости, а потом, когда я дом отдал сыну, осталась с ним. Он же, вообще, не заботился о своём пропитании. Если бы ему не подсовывали пищу – забывал бы о ней напрочь. А Валентина знала Карима с детства, и конечно была в курсе, всех его пищевых пристрастий, но сегодня был непривычный стол. Я задумчиво мазнул глазами по огромному блюду с пловом... в душе шевельнулся червь сомнения насчёт правильности подарка сыну.
С дозволения хозяина дома трапеза началась, хотя Юсупова думала сбежать, Карим коротко обронил:
– С нами сядь, – и она послушно осталась.
Вот тогда и я взял вилку. Еда была очень вкусной, но, посматривая на парочку, сидящую рядом, всё больше укреплялся в догадках. Девка покладистая, для сына это хорошо, вот только мне не нравилось, что она не выглядела униженной, использованной – подстилкой, рабой, вещью! Не тянула ни на одну из этих ролей, а вот на скромную, робкую хозяйку...
На этой мысли отложил вилку:
– Хочу понять, что происходит, – прозвучало вкрадчиво и внушительно, если учесть общее тягучее молчание за столом, накалённую тишину, которую нарушало только побрякивание вилок о тарелки и задумчивое жевание/сопение.
