– Я видела: он зашел в просмотровый зал. Можно мне пойти с тобой?
– Ты свободна?
– Да. Репетиция у меня рано кончилась, в спектакле я вечером не занята. Только – я вам не помешаю?
– Если будешь вести себя смирно.
– Чтоб мне провалиться на ближайшем спектакле!
…Поль сидел у включенного голографа.
– Поль!
– Тсс! Смотрите!
«Всё – или ничего!», говорит Бранд. Его жена, Агнес, перебирает детские вещи – своего умершего ребенка. Которого можно было спасти, уехав из деревни в мрачном ущелье. Но Бранд прест, священник, этой деревни: он не имел права ради себя и своего ребенка покинуть паству, он не счел возможным нарушить свой долг. И его жена – свой: не оставить его одного.
«Вещи моего мальчишки». Это всё, что осталось от него. Но приходит цыганка с закутанным в лохмотья ребенком и жадно выпрашивает для него дорогие Агнес вещи: зима, он мерзнет. Агнес отдает ей почти всё – лишь одну вещь хочет оставить как память себе. «Всё – или ничего!», повторяет Бранд. Агнес отдает последнюю вещь, цыганка уходит.
Агнес отдала всё, всё без остатка. И она умирает, – Бранд остается один.
Поль включает общий свет, не отключая голограмму, в которой застыл неподвижный Бранд. Слезы дрожат на щеках Лейли. И Рита – чувствует, что взволнована.
– А? «Всё – или ничего!» Вот так, и никак иначе! Что может сравниться с этим из всего, что мы сейчас играем?
– Её – надо ставить!
– Ты тоже считаешь? Я брежу этой пьесой.
– Но, думаю, надо дать ей современную трактовку.
– Пропади всё пропадом, если я не думаю так же! Буду искать, найду прототипы для нее.
– Я знаю, кто может послужить ими.
– Лейли!
– И вообще, я шла к тебе, чтобы предложить совместную постановку её. Ты – не против?
– Я?! Ещё спрашиваешь!
– Вот и прекрасно! Но роль Агнес я хочу взять себе.
– Ну: тогда вообще… – он не находил слов. – Когда – начнем?
– Хоть сегодня.
– Правда? Обедаем – и сразу за работу?
– Именно.
– Да, а прототипы? Ты, действительно – уже знаешь их? Кто?
– Астронавты: погибший Лал, вернувшиеся Дан и Эя – я два дня назад виделась с ними.
– Они – какие? Жутко интересно!
– Более чем. Я расскажу о них, с этого и начнем. Кстати и Рита хотела послушать, так что буду рассказывать сразу обоим.
– Тогда быстрей – обедать!
Он был так возбужден, что говорил даже за едой, которая отняла совсем мало времени.
– Поедем в парк, – предложила Рита.
Они шли по густым аллеям, уходя всё дальше. Огромные старые деревья своей тенью спасали от палящего зноя. Стояла тишина: в полном безветрии не колыхался ни один листок, не было слышно птиц, спрятавшихся от жары.
Лейли говорила, а Поль и Рита слушали, не задавая поначалу вопросов, боясь упустить хоть одно слово. Микрофончики их радиобраслетов были включены: с разрешения Лейли её рассказ записывался.
Лейли рассказывала подробно. О том, как прилетев, увидела детей; о душевной обстановке этой столь непривычной группы – семьи. Потом рассказ Эи о детях; затем о Лале, о его гибели.
– Значит, дети обязаны своим появлением на свет ему? – переспросил Поль. – Но только ли это имел он в виду, крикнув в момент гибели: «Не забудь!»?
– Они рассказали о Лале что-то ещё? – добавила Рита.
– Да. Просто я об этом почти не думала. И помню хуже того, что уже рассказала.
Действительно, ей очень трудно было припомнить то, что Дан говорил о социальных взглядах Лала. Последовательно и четко излагаемые Даном, они звучали убедительно, но всё же воспринимались ею не слишком глубоко, потому что были далеки от того, что её мучило.
