– Ну, так, подведем итог: твоя беременность – не случайность, а преднамеренный, обдуманный акт осуществления вашей программы.
– Да: кто-то должен был сделать это первой.
– Мне всё ясно.
– Наш разговор закончен?
– Почти. Позволь только задать тебе только кое-какие вопросы, интересующие меня как генетика.
– Пожалуйста.
– Благодарю. Кто отец ребенка? Ты понимаешь, что меня интересует?
– Не знаю.
– То есть?
– Возможных отцов достаточно много.
– Исчерпывающий ответ! И какой же генотип ребенка ты можешь ожидать?
– Вы его – всегда заранее определяете?
– С не сопоставимо большей вероятностной надежностью, чем в твоем случае. Оптимальный подбор пар производится нами, как ты знаешь, после тщательного анализа с помощь специально только для этого предназначенного суперкомпьютера.
– Почему же тогда все дети не рождаются достаточно способными?
– Потому что это – абсолютно невозможно. И ты это знаешь. Зато мы обеспечиваем максимум одаренных, возможный на сегодняшний день. Исключение подбора повлечет за собой потомственную деградацию. Аргумент этот – против тебя. Тебе есть над чем подумать. У меня на сегодня всё.
Он сам вызвал самоходное кресло для меня.
Несколько дней Йорг не связывался и не встречался со мной. Я провела их в тревоге: мы гадали, что он предпримет.
– Рассчитывал, что от неизвестности у тебя сдадут нервы? – спросила Эя.
– Должно быть. Но когда, наконец, вместо радиовызова он появился сам рано утром в моей школе, в его поведении не было и следа враждебности.
Дети делали зарядку. Я, как всегда, сидела возле площадки – наблюдала. Потом внезапно, ещё не видя, почувствовала его присутствие и вздрогнула. Как сегодня.
– Ну что ты, сестра! Нельзя же так: разве ты меня боишься? – улыбаясь, сказал он.
– С чего ты взял?
– Конечно: отчего ты должна бояться? Доброе утро!
– Приятное утро, сеньор.
– Я хотел бы с тобой поговорить.
– После завтрака. За это время я вызову себе замену – практикантка ещё неопытная.
– Хорошо, я приду после завтрака.
– Зачем? Лучше останься – понаблюдай за детьми. Разве это не доставляет тебе удовольствие?
– Я не против, – согласился он сразу.
Он как-то задумчиво смотрел на детей.
«Смотри, смотри!», думала я. «Это тебе полезно: может быть, что-нибудь поймешь».
После зарядки дети подошли к нам. Я его им представила – он только молча кивнул им головой в знак приветствия.
…После завтрака состоялся наш второй разговор.
– У нас обоих было время подумать, сестра.
– Над тем, что ты назвал аргументом против меня? Я и тогда могла сказать, что ты прав…
– Вот видишь, ты и сама это признала.
– … но – всего лишь частично. Это ещё не вся правда и не единственный императив. Подожди спорить, – сперва ответь мне вот на какой вопрос: не хотелось ли тебе погладить кого-нибудь из детей по головке?
Я, видимо, застала его врасплох этим вопросом: ему явно не хотелось признаваться, что подобного желания у него не появлялось.
– Нет! – всё же вынужден был сказать он.
– Вот видишь! Значит, у тебя нет любви к ним – ты не можешь дать им и капли ласки. А у нас любовь к детям является непременным условием возможности заниматься ими.
– Не понимаю, что ты этим хочешь сказать?
– Что непонятно: как, не любя детей, ты можешь иметь к ним отношение?
– Знаешь, тебе не удастся вывести меня из себя. Ты напрасно пытаешься. Не улыбайся, пожалуйста: у тебя для этого слишком мало причин. Не понимаю, почему ты стараешься помешать мне помочь тебе?
