– Ну что, нашел?
Руки смяли глину в ком, ноги резко остановили бег колеса. Длинная яркая юбка закрыла блестящие колени. Из тени на солнце вышла женщина. Высокая, статная, рыжая. Нет, скорее золотая.
Полчаса назад, заехав в Печоры по Псковскому шоссе, Яша, не доезжая до центра, где раскинул на холмах свои храмы и постройки монастырь, круто повернул внедорожник вправо, на неприметную городскую улочку.
– Ты куда?
– Ну, не в общагу же для паломников ехать. Тут знакомые отца на берегу озера живут в своем доме. Я к ним в детстве на каникулы приезжал. Тебе понравится.
Яша решил появиться у старых знакомых сюрпризом, без звонка. Они вошли во двор, толкнув незапертую калитку. Ни людей, ни собаки. И в открытом доме оказалось пусто. Вышли в сад, заросший лопухами вперемешку с мальвами и золотыми шарами. Почти как у нас с дедом, подумал Данила.
– Надо мастерскую проверить, – Яша махнул рукой в глубину сада, где между деревьями просматривалась серая каменная стена постройки, – ты иди, глянь там, а я в огороде посмотрю.
И не успел Данила ответить, как тот уже скрылся в зарослях сирени.
Мастерская была сложена из огромных камней. Длинное, низкое, старинное строение под замшелой, но совершенно целой черепицей. Данила дошел до него по хорошо натоптанной тропинке, завернул за угол и остановился под деревьями, увидев под навесом работающую на гончарном круге женщину.
– Анника, а мы к тебе в гости! – Яша бросился обнимать хозяйку дома, как кидаются с разбегу на шею любимым взрослым маленькие дети.
– Ой, постой-постой, поросенок, у меня руки в глине, – женщина рассмеялась приятным грудным смехом, – измажу. Пошли к мосткам, сольешь.
Мастерская стояла на самом берегу озера. Берега его, сплошь заросшие кустами и деревьями, из-за которых торчали крыши сараев и бань печорцев, отражались в спокойной глади, делая воду изумрудно-зеленой. К мосткам вдоль всей стены мастерской вела узкая крытая веранда. А на стене, в несколько рядов, – полки с разноцветными гончарными изделиями: кувшинами, тарелками, вазами. Чего там только не было, даже глиняные игрушки. Данила остановился рассмотреть.
Анника подошла к нему, вытирая мокрые руки подолом платья, легко улыбнулась:
– Нравится?
– Это все вы сами сделали?
– Не. Тут и отцовы работы есть, и дедовы еще. А вот эта, – она наклонилась в сторону Данилы, потянулась за чем-то в глубину широкой полки, при этом полная грудь ее мягко и горячо коснулась Данилиного плеча, его обдало запахом яблок, – это еще мой прадед делал. Это Пеко. Наш король Сетумаа.
Она держала в руках керамическую фигурку, отдаленно напоминающую по форме человеческую: голова, торс и нижняя часть для опоры. Типа снежной бабы, подумал Данила. Только в макушке у Пеко было отверстие.
– Это для свечи, – пояснила Анника.
– Что это? Подсвечник?
– Нет. Для христиан идол, а мы его королем Пеко называем. Свечу в нем зажигали во время обрядов. Пеко раньше в амбаре стоял, когда он еще при эстонской власти был у нас. А когда Советы пришли, то амбар сгорел. Прадед его потом в мастерскую к себе и забрал.
– Анника из сету. Слышал про такой народ? – вмешался Яша, хрустя огурцом, только что сорванным на огороде. – Прадед ее известным мастером был до войны. Магазин держал для своих гончарных изделий и целую сеть мастерских по всему сетосскому краю. А в сороковом, когда наши пришли, его лавочку и прикрыли.
