Данный Богом - страница 6



Всю дорогу до нашего двора он был молчаливее обычного и совсем не реагировал на шутки. Я тоже умолкла и просто шла рядом, глядя на его руку. В детстве мы часто держались за руки, – в какой момент перестали? Это же очень просто – переплести пальцы и почувствовать себя более близкими людьми. Но это, пожалуй, слишком: вдруг он неправильно поймет?

Я сунула руки в карманы пуховика. Взросление – это совсем не весело.


Полтора года спустя…


Идти было недалеко – всего несколько шагов через двор, но это расстояние показалось мне бесконечным. Как же это тяжело, грустно, несправедливо! И мое простое черное платье, и моросящий дождь поддерживали это настроение. Я вдохнула полной грудью и, подойдя ближе, отыскала в небольшой толпе своего лучшего друга.

– Андрей, – я взяла его за руку, – мне так жаль…

Он молчал. Не плакал, но как будто окоченел и смотрел только на лежавшую в гробу женщину.

– Прости, что не смогла приехать раньше, – у меня по щекам текли слезы, – может, я могла бы чем-то помочь тебе.

– Ты могла бы отдыхать сейчас на море, – сказал он чуть слышно, – но ты приехала.

– Ну конечно, я приехала! Лучше бы я вообще не уезжала!

Я вспомнила, как получила смс от Андрея – информативное, как всегда: «Мама умерла. Ночью оторвался тромб в мозгу. Не приезжай. Просто не мог не сообщить».

Родители пытались уговорить меня остаться, но я взяла у них деньги на обратную дорогу и купила билет на поезд. Оставалось только боковое место в конце вагона, но мне было все равно. Я свернулась калачиком и всю дорогу лежала без сна, вспоминая счастливые дни детства, когда я приходила в гости к Богданову, а его мама улыбалась мне, трепала по голове и говорила: «Какая красивая у тебя прическа, Дашенька!»

Теперь Богданов остался один, совсем один. Дальние родственники, приехавшие с претензиями на имущество, и немногочисленные коллеги его матери не в счет. А ведь ему только-только исполнилось восемнадцать. Он поступил в политехнический институт, мама им так гордилась!

Всю дорогу до кладбища я плакала, изредка поглядывая на друга. Ни одной слезинки. Он был так спокоен, словно ему не было никакого дела до смерти матери. Пожалуй, я одна из всех присутствующих понимала, что это не так, просто такой уж у Богданова характер. Я не знала, что сказать и как поддержать его. Уж лучше бы Андрей рыдал у меня на плече, тогда я могла бы погладить его по голове, обнять…

У свежей могилы родственники и коллеги сказали несколько слов об умершей, но Богданов молчал. Я знала этот его мученический взгляд, много раз я видела в школе, как он хочет что-то сказать, но не может. Тем более сейчас, на публике, когда все ждут от него скорбной речи.

– Она так неожиданно умерла, – сказала я. Голос у меня дрожал, но я должна была отвлечь внимание от друга, – ни я, ни Андрей этого не ожидали, и нам до сих пор кажется, что все это – дурной сон. Она всегда была такая деятельная, веселая. Я горжусь тем, что она любила меня, даже в шутку называла будущей невесткой. Мне будет ее не хватать, а ее сыну – тем более. Мы будем очень скучать…

Я переплела наши с Богдановым пальцы, и мы вместе бросили горсть земли на крышку гроба. Андрей впервые за день посмотрел на меня и коротко кивнул в знак благодарности.

Боже, как ему сейчас плохо…

Я была удивлена, что Богданов самостоятельно приготовил еду для поминок. Приехав после похорон в его квартиру, люди ели и тихонько разговаривали. Андрей ничего не ел, лишь выпил несколько стопок водки. Он даже не замечал, что все понемногу расходятся, произнося дежурные слова соболезнований.