Конечно, будь князья, да бояре способны Дао хранить, десять тысяч вещей изменялись бы сами собой (гл.37). Но вся эта знатная знать «хранить» Дао не приспособлена, а действия ее представителей во все века произрастали и продолжают произрастать из ненасытной жажды власти и тривиальной жадности. Легисты (фа-цзя) с переменным успехом внедряли «У-вэй» в нелегкое дело управления государством, но в их понимании это означало, что ван-государь доводит свой чиновничий аппарат до состояния швейцарских часов, действующих точно и безукоризненно. После этого он уже не вмешивается в их рутинное тиканье, а царство управляется как по маслу без его великодержавного участия. Прекрасно! Только вороватые государевы слуги, вечно склонные к коррупции и превышению должностных полномочий, едва ли станут исполнять роль швейцарских часов, если дрессировать их с помощью «У-вэй» вместо стандартного набора из кнута и пряника.
Все та же восхитительная глава 37 информирует, что древниекитайский мудрец обладал поразительной способностью «придавливать» свои буйные желания изначальной простотой необработанного дерева (пу). Возможно, на своих огуречных просторах он осуществлял эту процедуру легко и безболезненно, но вот в масштабах государства проделывать ее было уже затруднительно и опасно. Одновременное «вспучивание» необузданных устремлений в организмах десяти тысяч членов населения, вполне могло закончиться в высшей степени безрадостно как для королевства в целом, так и для того, кто восседалетл в нем пушистым хвостом к Северу. Соответственно, древнекитаец с повышенным содержанием мудрости в крови вместо почетного возложения на себя «бремени государственных дел» предпочитал резво оседлать своего черного буйвола, и без сожалений направить его прочь из густонаселенных районов Поднебесной. Ах-ах! «Карету мне, карету!»
Драконы не живут на болотах и не питаются дохлыми крысами. «У-вэй» – удовольствие частного характера, представляющее интерес для весьма малочисленного подвида двуногих особей. Сыма Цянь ведь неспроста объявил, что мудрокосмическое учение Лао Даня подходит лишь для тех, кто склонен к одинокому уединению в кромешном одиночестве. Разве Совершенномудрый подобно Конфуцию утруждал себя заботами о трудоустройстве собственной мудрости? Разве он беспокоил свое сердце внедрением Дао в народное хозяйство или желанием услужить очередному древнекитайскому вождю? А Чжуан-цзы? Разве ни предпочел он волочить свой хвост по грязным грядкам вместо сытой карьеры госчиновника? А царевич Сиддхартха Гаутама? Вот с какого перепугу он убежал от царского «all inclusive», в дикорастущие джунгли без каких-либо средств к существованию? Ай?
(5). Большинство переводов этой строки ратуют за открытие и закрытие Небесных Ворот. For example, Lau Din-cheuk: «When the gates of heaven open and shut are you capable of keeping to the role of the female?» Рихард Вильгельм: «Can you, when the gates of Heaven open and close, be like the female bird?» Или вот переводы Малявина В.В. (Небесные врата открываются и затворяются – можешь ли быть женственным?) и Маслова А.А. (Можно ли, открывая и закрывая небесные врата, сохранять состояние самки?) Ах! «Быть женственным» и «сохранять состояние самки» возле Дверей в небесные сферы – мероприятия похвальные, но мы, с Великим Пекинесом, наивно подозреваем, что Лао-цзы не огорчал себя такими экзотическими заботами.
