Читать онлайн книжка вторая - ДАО ДЭ цзин Лао-цзы Растолкования Великого Пекинеса
Л А О – Ц З Ы
ДАО ДЭ ЦЗИН
老 子
道 德 經
ВЕЛИКИЙ ПЕКИНЕС
Т О Л К О В А Н И Я
ДЛЯ
ДОМОХОЗЯЕК
Благие повизгивания антинаучного содержания
Книжка вторая (главы 10-19)
Посвящается
Великим Пекинесам Ян Чжу-цзы и Чун Чун-цзы,
истинным друзьям и наставникам.
Записано со слов Великого Пекинеса Ян Чжу-цзы с безразлично-молчаливого благословения Великого Пекинеса Чун Чун-цзы в год плодовитой свиньи – 2007 от рождения Иисуса Христа
(16. 02. 2007 – ……… )
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Схимники-огородники:
ЯН ЧЖУ-цзы,
Великий Пекинес, живое воплощение льва Бодхисаттвы Манджушри. Древнекитайцы вывели эту бесстрашную собачку, скрестив маленькую обезьянку с могучим «царем зверей». Великий Будда, созерцая сей смелый эксперимент, несомненно, возрадовался его результату. Прикоснувшись ко лбу новорожденного «львенка», Победитель Смерти оставил на нем темное пятнышко (палец Будды), из века в век украшающее всех его мудропушистых потомков.
КОСТЯ,
вольнопасущийся мудрокот, хитрый, но белоснежный, Рыцарь сонного царства, Мастер Дхьяны.
ПИ-ПУ,
вислоухий кролик, мудронаивный, но беспредельно отважный, Рыцарь морковки и капустного листа, Мастер Дхьяны.
НЕРАЗУМНЫЙ,
слуга Великого Пекинеса, его послушный ученик и благоговейный почитатель.
Соседские КУРЫ,
террористически мыслящие птицы, дерзко и сквозь дырку в заборе совершающие набеги на суверенные грядки схимников-огородников.
Вальяжные УТКИ с другого конца деревни.
ДОМОХОЗЯЙКИ всех мастей, конфессий и кулинарных склонностей.
Место действия: огород схимников.
ЦЕЛИ и ЗАДАЧИ
Благороднейшей целью настоящего повествования Великий Пекинес полагает ее полное отсутствие. Наиглавнейшей же задачей Мудропушистый считает выражение глубочайшего уважения всем, кто стучался в Небесные Двери, а особенно тем, кому они с радостью приоткрылись.
ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ
Вдумчивым домохозяйкам уж точно известно, что фундаментальную Реальность нельзя зафиксировать ни мыслью, ни словом, ни печатью в паспорте. Знание о Дао в любом случае иллюзия. И хотя знание об этом есть иллюзия еще большая, потомкам Адама и Евы, в чьих сердцах пылает божественное пламя Истины, не остается ничего иного, как снова и опять идти в этом знании до его обманчивого предела. Вот и Лао-цзы, беззаботно нарушая собственную заповедь (Кто понимает это, не говорит об этом (гл.56)), оставляет хранителю пограничного перевала книгу в пять тысяч иероглифов про безымянное Дао. Вот и Будда Шакьямуни щедро одаривает человечество тремя корзинами текстов, посвященных недуальной Дхарме, которую никакое знание отразить, в принципе, не способно. Очевидно, вопрос всех вопросов не в том, что Дао нельзя «ухватить» условными представлениями, а в том, как близко можно «подобраться» к нему с их помощью. Ведь эго-мышление вполне в состоянии вплотную подойти к своим собственным границам, а при избытке в сердце-уме отваги и искренности, перешагнуть их, пустившись в плавание по бескрайнему океану Великой Пустоты. Обретя в этом странствии опыт отсутствия опыта, сие «отсутствие» всегда найдет способ собственного выражения, и тот, кто сподобился «претерпеть» в своем организме столь восхитительную трансформацию, имеет полное право оставить свои «пять тысяч иероглифов» на пограничном перевале между жизнью и смертью.
Философствовать о Дао – занятие благородное, но прямое Видение (с большой буквы) Дао-реальности в сравнении с любой философией, что свежая осетрина по отношению ко всем остальным ее несъедобным состояниям. Козьма Прутков, весело заявив, что «никто не обнимет необъятного», был совершенно прав – двойственному сознанию осмыслить Дао-тождество, что шоколадному зайцу вырастить на своей пушистой голове ветвистые оленьи рога (Сутра Помоста). Тем не менее, нерушимый принцип божественной Неопределенности никогда не затворяет Небесную Дверь в «райские кущи». Спонтанный фазовый переход сознания двуногих зверюшек от эгоистической обособленности к светоносному Дао-единству возможен в любую погоду. Будда Шакьямуни, Лао-цзы, Иисус Христос, Бодхидхарма и тысячи других неизвестных, но не менее самоотверженных искателей Истины на собственном примере убедительно продемонстрировали реализацию этой восхитительной возможности.
Впервые иероглиф «дао» встречается в «Шу цзин» – «Каноне документов», посвященном событиям третьего-второго тысячелетия до нашей эры, где с его помощью повествуется о направлении реки в нужное русло при строительстве канала. Также считается, что изначально этот иероглиф использовался древними астрономами и астрологами для описания движения звезд в небесных сферах. Однако звезды никуда не ходят. Их путь по просторам космоса – воображаемая траектория, существующая лишь в фантазиях замечтавшегося наблюдателя. Поэтому от греха подальше лучше оставить иероглиф «дао» без перевода. Пусть те, кто найдут в себе силы дочитать все до конца, наполнят его собственным пониманием, а самые отважные – поскорее это «понимание» утратят.
ГЛАВА 10
(1) Одно-единое обнимая,
сможешь ли [с ним] не расстаться,
неся [в себе «ХУНЬ» и] «ПО»?
(載 цзай 營 ин 魄 по 抱 бао 一 и 能 нэн 無 у 離 ли 乎 ху)
(2) Концентрируя «ЦИ», обрести мягкость – сможешь ли как младенец?
(專 чжуань 氣 ци 至 чжи 柔 жоу 能 нэн 嬰 ин 兒 эр 乎 ху)
(3) Смывая и очищая чудесное зеркало,
сможешь ли не иметь [на нем] пятен?
(滌 ди 除 чу 玄 сюань 覽 лань 能 нэн 無 у 疵 цы 乎 ху)
(4) Любить народ, править царством – сможешь ли, [пребывая в] «У-вэй»?
(愛 ай 民 минь 治 чжи 國 го 能 нэн 無 у 為 вэй 乎 ху)
(5) Врата Небесные настежь открыты –
сможешь ли быть птичьей самке [подобен]?
(天 тянь 門 мэнь 開 кай 闔 хэ 能 нэн 為 вэй 雌 цы 乎 ху)
(6) Ппрозреть [Дао] без помощи знания – сможешь ли?
(明 мин 白 бай 四 сы 達 да 能 нэн 無 у 以 и 知 чжи 乎 ху)
(7) Порождает и вскармливает их.
(生 шэн 之 чжи 畜 сюй 之 чжи)
(8) Порождает, но не обладает.
(生 шэн 而 эр 不 бу 有 ю)
(9) Действует, но не опирается.
(為 вэй 而 эр 不 бу 恃 ши)
(10) Взращивает, но не управляет.
(長 чжан 而 эр 不 бу 宰 цзай)
(11) Имя сему – сокрытое Дэ.
(是 ши 謂 вэй 玄 сюань 德 дэ)
«The mirror stares you in the face and says
«Baby, uh, uh, it don't work»»
«Boogie Wonderland», Earth, Wind & Fire, album «I Am», 1979
Весело, но быстро.
«Как-то раз позвонили мартышки:
– Не хотим обниматься мы с книжкой.
В пампасы хотим, на волю.
Разве это не лучшая доля?»
«А потом позвонили медведи:
– Мы весь мед уже сосредоточенно съели.
Чтобы мягче нам стать и нежнее,
Бочку меда пришлите скорее!»
«А потом позвонили утки:
– Срочно пришлите мыло и губки.
Зеркала нам мыть не впервой,
Был бы только спортивный настрой»
«А потом позвонил слон:
– Двуногих любить я силен!
Но править державой опасно:
Вдруг не туда уедешь напрасно»
«А недавно две газели позвонили и запели:
– Неужели, в самом деле, все закрыты в Небо двери?
– Ах, в уме ли вы, газели?
Кто ж закроет в Небо двери?»
«Наконец, дозвонились лягушки:
– Зачем нам подпрыгивать выше макушки?
Зачем проницать все четыре предела?
Нет нам в болоте до этого дела»
Почти «Телефон» Корнея Чуковского.
Ознакомившись с этой остросюжетной главой, схимники-огородники мятежно возроптали: «О мудрейший из мудропушистых, выйди же, наконец, из своего сонного Самадхи и обнюхай это странное сочинение. Уж не опустится ли твой божественный хвостик, глядя на протирку грешной пыли с Ясного Зеркала и концентрацию ЦИ во имя нежной мягкости? Уж не учебное ли это пособие древнекитайским домохозяйкам из кружка любителей медитативных усилий?»
Почему вопросы первых шести строк Лао-цзы оставляет без ответов? Неужто они представляли для него неразрешимую загадку? Или были более чем очевидны? Честно взвизгнуть, все эти мистические помыслы вытекают из стандартных заблуждений религиозно озабоченных граждан всех времен, племен и континентов. Вероятно, в древнем Китае они были весьма популярны и лишали безмятежного сна многих его мудрочленов. Вероятно, традиционные разгадки были утвердительного характера, и, разделяй Лао-цззы общепринятые взгляды, мы не увидели бы этой главы вовсе.
(1). Среднестатистический древнекитаец по неизвестным причинам был непоколебимо уверен, что внутри него проживают две души – ХУНЬ и ПО. Душа ПО, порождаемая темным, тяжелым и холодно-пассивным началом ИНЬ, имела семь разновидностей, отвечающих за благополучие его физико-химического тела. ХУНЬ – душа от легкого, теплого и беззаботного ЯН выступала в трех ипостасях, регулируя его духовную и морально-нравственную активность. Роберт Хенрикс отмечает, что «The «p’o», at least in modern belief, is the «physical soul» (versus the «hun» or spiritual soul), the soul that stays with or near the body for a while in the grave while the «hun» goes on through the cycle of rebirth» (По крайней мере в современном представлении «по» – это «душа физического тела» (в противоположность «хунь» – духовное начало), остающаяся какое-то время рядом с телом после его смерти, тогда как «хунь» участвует в цикле перерождения). Насколько нам известно, письменные источники, внятно проясняющие взаимоотношения и повадки этих эфемерных образований, не сохранились.
Первая строка везде одинакова и по праву считается одной из самых таинственных в «Дао Дэ цзин». «載Цзай 營ин 魄по 抱бао 一и 能нэн 無у 離ли 乎ху» дословно выглядит как «Нести, быть нагруженным; Заниматься, управлять, возделывать, to nourish; Душа тела ПО; Обнимать руками; Один, единый; Способен ли не растерять, расстаться?» Отечественный производитель конвертирует это скопление иероглифов в тугозадумчивые частушки: «Можно ли, соединив душу и плоть, объять Единое и не утратить это?» (Маслов А.А.); «Возможно ли, сохраняя душу и в объятиях с единым, с ними не расстаться?» (Семененко И.И.); «Если душа и тело будут в единстве, можно ли сохранить его?» (Ян Хин-шун). Соседские куры, заслышав такие песни, непроизвольно прокудахтали гимн мощных физкультурников и стройных физкультурниц: «Чтобы тело и душа были ля-ля-ля, закаляйся… ух-ух!»
Все строки главы 9 стандартного текста состоят из четырех иероглифов, за исключением последней «天тянь 之чжи 道дао» (Дао Неба). Сей факт позволяет робко возмыслить, что первый знак настоящей строки (載цзай) мог быть последним иероглифом главы предыдущей, выражающим категоричность суждения, китайский восторг или просто указывающим на конец повествования. Спор по этому поводу продолжается давно, но «цзай» имеет вполне определенные значения и в виде служебного знака лично нам, с Великим Пекинесом, не внушает здесь никакого доверия. В мавантуйских текстах главы 9 и 10 никак друг от друга не отделены, и Роберт Хенрикс, все-таки оставляя «цзай» в девятой главе, читает строку как «營ин 魄по 抱бао 一и 能нэн 無у 離ли 乎ху»: «In nourishing the soul and embracing the One – can you do it without letting them leave?» (Лелея душу и обнимая Одно, можешь ли сделать это, не дав им уйти?) Малявин В.В., следуя за предыдущим оратором, заявляет: «Пестуй душу, обнимай Единое – можешь ли не терять их?» Кого «их»? В тексте нет никаких подсказок («нэн у ли ху» – можешь ли не утратить?), но высшая ценность на фоне всего остального – это Великое Одно. Расставание именно с ним должно было бы вызывать смятение в стройных рядах древних мудрохозяек. Что касается лозунгов а-ля «пестуй, да лелей», то Лао-цзы не был профессором «кислых щей», и едва ли огорчал свою паству столь невнятными наставлениями. Так бытует зыбкое поверье, что душа ХУНЬ иногда обозначалась иероглифом «營ин». Уверенности в сей зыбкости нет, но, читая «營ин 魄по» как «пестуй душу», вырисовывается то, что наш мудрокролик Пи-Пу называет непригодной для пищеварения огуречной ботвой. Это изнутри христианства нежная душа богомольной домохозяйки расцветала от добротоделания и чахла во грехе, а древнекитаец душу ПО в здравом уме, обычно, не пестовал. Семь ее разновидностей отвечали за функционирование внутренних органов его желтого организма, а одна из них даже имела какое-то мистическое отношение к темной стороне луны. Ну и как все это хозяйство удобрять и взращивать? В лучшем случае душу ПО после смерти ее хозяина ублажали обильными жертвами, дабы она вела себя пристойно, не досаждая его здравствующим родственникам. Тогда, если понимать знак «цзай» как «нести иль быть нагруженным», а в трактовке иероглифа «ин» довериться древним комментаторам, читавшим его как «небесная душа», то строка приобретает именно тот смысл, которому мы с дерзновенным смирением здесь и следуем.