— Спасибо, Дуняша, я буду благодарна, если причешешь. А то сама не умею.
Чуть приподнимая длинное платье, Надя осторожно прошествовала к зеркалу, куда указывала горничная, стараясь не запнуться о длинную юбку, пытаясь быть естественной и не показать, что она никогда не ходила в таких платьях. Присев на мягкий табурет, она повернула лицо к зеркалу, вспоминая, как именно сидели дамы в исторических фильмах, когда их причесывали.
— Ты долго будешь причесывать, Дуня? — спросила Надя, едва горничная начала разделять мягкой щеткой ее волосы.
— Около четверти часа, наверное. Хорошо было бы закрутить пряди.
— Нет не надо, это долго будет. Ты что-нибудь простое сделай, Дуняша, чтобы быстрее.
— Хорошо, Надежда Дмитриевна, тогда просто вверх соберу и цветок из прядей закручу лепестками, у вас густые волосы хорошо будет.
— Спасибо, — кивнула девушка и вновь вспомнила про Злоказову, она была первым человеком за сутки, который не понравился Наде своим неуживчивым характером и злобным взглядом. — И как вы терпите эту Марью Степановну? Такая она все же неприятная мадам.
— Согласна с вами, барышня. А после смерти Лидии Ивановны вовсе несносная стала. Только и шпыняет всех, пытается выслужиться перед Сергеем Михайловичем. Думает, любовь его заслужит.
— Ее можно понять, — пожала плечами Надя. — Она главная над слугами, ей за это платят, ведь так?
— Главная-то главная. Но все знают, что она давно и неистово влюблена в Сергея Михайловича. Слуги говорят, что еще до его женитьбы она за ним хвостом ходила и по каждому вопросу все бегала к нему и спрашивала. А когда он женился, дулась на барина почти несколько месяцев и на всех свою злобу срывала, потом вроде угомонилась. А после смерти барыни снова начала вокруг него мухой назойливой виться. И теперь прямо смешно на нее смотреть, как она из кожи вон лезет, а Сергей Михайлович уже избегает ее. А она все не поймет, что барину не по сердцу.
— Она что, замуж за него хочет?
— Еще бы! Как безумная жаждет замуж за него, душу бы дьяволу отдала за это. Все про то знают. Она же графам дальняя родственница, седьмая вода на киселе. Только Сергей Михайлович в ее сторону и не смотрит. Он жену сильно любил, а по сравнению с ней Марья Степановна — мышь серая. Но она-то не хочет этого понимать. Он хвалит ее, а ей кажется, что он влюблен. Вся дворня над ней смеется.
— И что же, он нисколько не влюблен в нее?
— Нет, конечно. Он из жалости выслушивает ее доклады и просто очень вежлив по натуре. А она-то жаждет прибрать его к рукам. Мнит себя графиней Чернышевой, думает, что если дворянкой родилась, хоть и нищей, то ей и за барина годно идти, — уже с возмущением сказала Дуня.
— Пусть хоть помечтает, — улыбнулась Надя, отмечая, как Дуняша собрала ее волосы в хвост на затылке и теперь сооружает что-то невозможно красивое на ее голове.
— Я же не мечтаю о барине, хотя тоже вольная, знаю свое место.
— Я рада, что ты не крепостная, Дуняша.
— Да, наш барин, он такой добрый. Каждый год отпускает на волю по десятку дворовых. И мне вольную дал. Благодарствую ему за это. Так исправник каждый год требует от него объяснительной, отчего и зачем он это сделал. Словно жалко ему.
— Дуня, а отчего ты все равно осталась служить в доме? Ты же вольная, можешь куда хочешь идти.
— И зачем мне? — удивилась девушка. — Мне и тута вольготно живется. Работа непыльная, да и графы добрые, таких господ еще поискать надобно. Нравится мне здесь, за свою службу хорошее жалование в месяц получаю. Я и читать, и писать умею. Вот накоплю денег и хочу в медицинские сестры выучиться, в госпитале работать. Это сейчас очень модно среди бедных дворянок. А там, глядишь, и в люди выбьюсь.
