— Я ничего не поняла, Сергей. Но, если можно, я бы хотела знать про этого колдуна. Ты думаешь, есть некий колдун, который украл твою жену?
— Да. И он точно имеет отношение к темным или потусторонним силам. Иначе как объяснить то, что, едва я нападаю на его след, он исчезает, как дым, и я опять не могу выяснить правду.
— Но с чего ты решил, что этот колдун украл ее?
— Перед исчезновением Лидия говорила о некоем колдуне, которого видела пару раз и который зазывал ее к себе в дом, чтобы якобы очистить ее тяжелую карму.
— Это было на самом деле, или ей привиделось? — уже холодея от слов Чернышева, пролепетала она.
— Не знаю. В этом-то и есть главная загадка. Она говорила это очень четко, но в те моменты, когда произносила слова про колдуна, пребывала в каком-то странном состоянии, словно заторможенная.
— Как от наркотика?
— Что-то вроде того, как одурманенная.
— Ты сказал, что напал на след этого колдуна, и где же?
— Прости, Наденька, — перебил он ее. — Но более я ничего рассказывать тебе не буду. Чувствую, что это будет опасно для тебя. Я не хочу, чтобы ты так же пострадала.
— Но отчего я должна пострадать? — удивилась она.
Тут в ее мыслях всплыло воспоминание о жутком сне, который она видела на днях. В нем какой-то мерзкий старик наклонялся над ней, когда она лежала на пологом камне, и протягивал руку, он был невероятно похож на колдуна. Эта страшная догадка привела девушку в волнение, и она поняла, что граф явно знал что-то такое, чего она не понимала, а ее кошмар, скорее всего, был тому подтверждением.
Быстро присев к ней, Чернышев склонился и взволнованно прошептал:
— Не могу точно сказать. Но мое внутреннее чутье твердит о том, что я должен уберечь тебя от некой опасности. Я не знаю, что это, но знаю, что это мой долг.
— Но я в безопасности в твоем доме.
— Надеюсь на это, душа моя. Ты очень дорога мне, и я не хочу, чтобы с тобой что-либо случилось.
Как она оказалась в его объятьях, Надя не поняла и опомнилась лишь тогда, когда его поцелуй стал требовательным и невозможно страстным. Его руки уже начали с силой разминать ее спину, и Надя ощутила, что, как бы ей ни были приятны его поцелуи, в ее сердечке сидит заноза, которая не дает отдаться поцелую с молодым человеком полностью. Осторожно отстранившись от графа, она посмотрела в его голубые добрые глаза и спросила:
— Я хотела спросить тебя кое о чем…
— Спрашивай, — улыбнулся он, притягивая вновь девушку к себе ближе и вновь пытаясь поймать ее губы.
— После смерти жены у тебя был кто-то? — выпалила она, отворачиваясь.
— Ты имеешь в виду женщину? — поинтересовался он, и она ощутила, как напряжено стало его тело.
— Да.
— Нет. После смерти Лидии я был очень расстроен, и никакая женщина не могла привлечь меня, пока четыре дня назад я не подобрал на дороге прелестницу, которая теперь находится в моих объятьях.
— Надеюсь, ты говоришь правду.
— Ты в чем-то подозреваешь меня, милая? — опешил он.
— Да нет, но… — она замялась, но спросить напрямую про записку боялась. Он мог обидеться, а она не хотела этого.
— Нет, ты думаешь обо мне нечто нехорошее, и потому задала этот вопрос.
— Это не так.
— Чувствую, что именно так. Но заверяю тебя, Наденька, за этот год у меня не было и не могло быть других женщин. Я любил жену и долгое время не мог забыть ее.
— Но жить год без женщины…
— Я понял, что ты имеешь в виду. Ты считаешь меня образчиком недалекого мужчины, который озабочен только желаниями своего организма?
