Чего? Я точно болен. У меня проблемы с восприятием мира, я слепой, тупой и глухой. Это в большинстве случаев смертельно, но я дышу, хожу и чувствую. Либо Ауннавин решил меня сегодня вывести из себя, либо мне срочно нужно спросить у матери всё, что я до этого пообещал не спрашивать. Потому что это немыслимо! Если наложница короля – моя мать, то я… Даже думать об этом не хочу, пока всё не узнаю! Нет, неправильно выразился! Я вообще знать этого не хочу!
Тем временем, пока я подавлял приступ паники и одновременно с этим приступ ярости, мы продолжали идти. Коридоры больше не были пустыми, теперь по ним сновали люди, некоторые обычные, а некоторые не совсем. И все смотрели на меня таким взглядом, словно у меня на лице нет кожи и мышц, только голый череп, внушающий страх. Мне немедленно надо посмотреться в зеркало.
Пока я думал, где мне увидеть собственное отражение, мы подошли к одной из дверей. За ней раздавалось шипение и… лай Бонди! Все свои желания и сомнения я отставил на второй план. Тут же ворвался в комнату.
Первое, что увидел: чёрный лабрадор с невероятным остервенением лаял в сторону окна, на котором, поджав ноги и агрессивно шипя, словно кошка, и отмахиваясь рукой с длинными коготками, сидела моя утренняя знакомая, Кэсэ.
– Бонди! Фу! Фу я сказал! – рявкнул я на пса. Тот затих, тут же посмотрев на меня.
Вернее сказать, на меня посмотрели все, кто был в комнате. Пара девушек в невзрачных платьях, влипших в углы просторной комнаты, один паренёк, выглядывающий из-за красной шторы, Кэсэ, замершая в оконном проёме. Даже взгляд Ауннавина я чувствовал на своей спине. Он прожигал меня насквозь.
– Ты чего тут всех пугаешь? А? – продолжил отчитывать.
Я присел на корточки и привычно распахнул объятия. Бонди завилял хвостом и приветливо проскулил. Он тут же помчался ко мне. Я и представить себе не мог, что собака так по мне соскучится. Пёс радостно набросился на меня и повалил. И как всегда, начал облизывать лицо. Собачьи слюни я привык уже чувствовать.
– Ну всё, всё! Хватит! Я тоже рад тебя видеть, проказник! – приподнялся я, закрываясь рукой от назойливой морды лабрадора.
Псина немного успокоилась. Теперь я смог погладить её по холке, по трепать по голове, что несказанно нравилось псу. Он высунул язык и прищурился.
– Это мешало нам лечить твою мать. Никого не подпускал, словно злобная зверюга из подземелья, – сообщил Ауннавин. Он недоверчиво поглядывал на то, как я ловко подчинил себе непонятное ему животное.
– Он не «это», – поправил я, встав на ноги. – У него кличка есть. Бонди, сидеть, – приказал лабрадору. Тот послушно выполнил то, что ему велели.
– Как ты с ним управляешься? Мы тайком пробирались в покои Одарис, пока это… Бонди не было здесь. Кэсэ делала ей перевязку, поила отварами и обрабатывала мазями раны, – снова заговорил дроу.
– Просто сказали бы ему «сидеть» или «лежать», – пожал плечами я. Бонди никогда не накидывался на незнакомцев. Он вёл себя хорошо, даже льнул к гостям, чтобы те его погладили или поиграли с ним. С чего такая агрессия к Кэсэ и остальным – кстати, они всё ещё дрожали по углам – не пойму.
– Так просто? – спросила рыжая девчушка. Она не решалась ступить на пол, продолжала смотреть с подоконника то на меня, то на пса.
– Да, он понимает команды. Я его дрессировал.
Для достоверности, чтобы никто больше не получил сердечного приступа, когда увидит собаку, продемонстрировал, на что Бонди способен. Использовал самые простые команды: лежать, сидеть, переворот, принеси. С последним возникла заминка – я не знал, что кинуть псу, чтобы он принёс мне обратно. Наконец, заметил на подставке возле кровати что-то наподобие длинного гребня и бросил в дальний угол. Предмет упал прямо возле портьеры, которая дрожала вместе с тем, кто за ней прятался.
