Разбудил его резкий, веселый скрежет. Этот смутно знакомый звук будто трепал по плечу, твердил на одной ноте: просыпайся, проснись – и Генри открыл глаза. Снегопад так и не кончился, ничего вокруг не разглядишь, но сквозь белые хлопья, прыгающие в воздухе, до него доносился все тот же звук, и он сразу вспомнил, где слышал его раньше.
Генри с трудом встал – ветер уже намел сугробы даже здесь, на крыльце, – и бросился вниз по ступеням, от холода почти не чувствуя ног.
К дому приближалась повозка. Возница, съежившийся на козлах, дул во что-то железное. Они что, все решили здесь собраться? Генри замер, выглядывая из-за угла дома. Перед дверью с надписью: «Кабанье логово» возница остановился, не уклюже слез с повозки и обеими руками потрепал лошадь по шее. На голове у нее уже намело небольшой сугроб.
– Отличная шляпа, старушка, – хрипло пробормотал он, сметая снег с головы лошади. – Но перед тем как зайти в стойло, ее надо бы снять. Никуда не уходи, я скоро.
И он, едва наступая на левую ногу, зашел в дом.
Генри, не выдержав, снова подобрался к ярко освещенному окну и прижался к щели между ставнями. Любопытство отвлекало от того, что холод как будто проморозил насквозь даже кости.
Парень стянул с головы побелевший от снега капюшон и остановился посреди комнаты.
– Приветствую вас в этот снежный вечер, дамы и господа! – начал он задорным, громким голосом. – Вам повезло, что вместе с вами под этой крышей решил укрыться знаменитый маг и чародей! Позвольте показать вам несколько фокусов, и…
– Ты! – взвизгнул толстяк и встал, обеими руками отодвинув от себя стол. Несколько кружек упали и покатились по полу. – Выслеживал нас, оборванец?
Рыжий стоял спиной к окну, но Генри все равно понял: он рад этой встрече еще меньше, чем толстяк. Впрочем, голос его остался таким же бодрым:
– Да что вы, и не думал! Из вашей деревни одна дорога ведет, и на этой дороге один постоялый двор. Поистине неожиданная встреча. – Рыжий приложил руку к груди и наклонился вперед.
– Вышвырните его отсюда, или я уйду! – взревел толстяк.
С тех пор как Генри последний раз его видел, он побагровел еще больше, глаза опухли, щеки лоснились под светом очага.
К рыжему тут же подошел долговязый человек в белом фартуке.
– Иди отсюда, парень, – тихо сказал он. – Это выгодный постоялец, не хочу его злить.
– Слушайте, мне бы только переночевать, да лошадь в стойло поставить, да немного еды нам обоим. И никаких фокусов, честно, – зашептал рыжий. – Согласен на любой сарай, я там не побеспокою господина старейшину. – Он глубоко запустил руки в карманы. – Вот все, что есть. Четыре медяка. Я вижу, вы добрый, славный человек и не оставите бедняка замерзать на улице в снегопад.
И с чего он это взял? Человек в фартуке добрым и славным совсем не выглядел. Но он долго глядел на монеты, а потом сгреб их с ладони рыжего.
– Ладно, можешь лечь в чулане с работниками. Сходи туда, они тебе дадут сена для лошади и скажут, куда ее поставить. Только не попадайся на глаза этому господину.
Человек в фартуке с опаской оглянулся на толстяка, но тот уже сел, уронив голову на стол.
Генри хотел было отойти – ничего ценного опять не узнал – и вдруг понял, что Сван, обернувшись через плечо, глядит прямо на него. На этот раз Генри не отошел и увидел, что Сван поднялся, сказал что-то Хью и потянул его за рукав к двери. Генри отступил за угол дома. Если они правда видели его, будут здесь через полминуты, а спрятаться негде: на таком глубоком снегу следы выдадут сразу. Он еще успеет сбежать, все равно куда, они не догонят. Но при мысли о том, чтобы снова бежать от людей, он почувствовал такую беспомощную ярость, что так и не сдвинулся с места.
