Мои мысли окрепли на жгучем, зловещем ветру;
и свинцовые ливни омыли, очистили совесть…
Всё уже позади – на рассвете легко я и просто умру —
и окончиться жизни простая, совсем неприглядная повесть.
Так нетрудно давалась вчерашняя мне и дурашная жизнь…
Простодушный юнец я здесь горе большое увидел,
но спасибо друзьям, их святое «Братишка, держись!»
выручало ни раз и в беде, и в обиде…
И не надо, прошу, убиваться по мне, горевать…
Мой конец предрешён, я готов, по-солдатски спокоен.
Только жалко братишку, подружку и больше всех мать —
им меня не понять,
не простить,
не принять,
что я должен уйти на рассвете…
Я, наперво, – воин!
Будет утром последним и смертным мой бой.
Только сердце колотится: «Мо-жет, а мо-жет, а мож…»
Вот в дыру, что на крыше, пробился луч света невинный.
Свет господний – лазоревый цвет, голубой
вперемежку с нечистым свинцово-карминным…
Растревожен покой
долгожданной,
недружной стрельбой —
вразнобой…
Над горой
из тумана,
из дыма,
из газа
возник
