Однако самым занятным во всём происходящем Реджи нашёл вовсе не посетителей Обеда и не творящийся повсюду хаос, а то, что, вопреки вполне логичному умозаключению, ученики не разделялись по столам в зависимости от цвета Ауры, а сидели вперемешку. Паренёк теперь понимал, для чего конкретно производится распределение по общежитиям, поэтому такая хаотичность его одновременно и поражала и восхищала. Тёмные и Светлые, о существовании которых ещё утром Реджи и не догадывался, а потому разумно предположил вероятность вражды, сидели бок о бок, беседовали и смеялись, будто между ними и не было той фундаментальной разницы, о которой известно лишь Совету Старейшин с их новобранцем, Директору Академии, некоему объекту, продолжавшему равнодушно лететь (а может и падать) где-то над долинами Первого Королевства, и ещё одному существу. Этот новый, открывшийся его пониманию мир определённо нравился Реджинальду из славного рода Фаунтлерой.
***
Директор Академии грациозно ступал по коридорам. Длинные тёмные ткани его мантии тянулись следом, расстилаясь чёрной, пожирающей весь свет, пеленой. Факела на стенах мерцали, лишь только мрачный силуэт проскальзывал мимо них. Высокая фигура не отражала ни бледного света, падающего из окон, ни дрожащего, будто от страха, огня. По коридорам шла тень. Громадная, неоформленная какими-либо границами, рогатая тень…
Откинувшись на спинку дивана, Вефрид протянула руку к миске с фруктами. Яблочный сок заструился по алым губам.
– Неспелое, – скривилась девушка и опустила красивое жёлтое яблоко обратно в хрустальную миску.
Взгляд вернулся к книге «Змеи и другие жаляще-шипящие» – первой, угодившей в поле зрения, среди невероятного разнообразия знаний всех веков, поколений и народов. На обложке был изображён сверкающий золотом извивающийся ящер с плавником акулы, показавшийся девчонке смутно знакомым. Произведение не сказать, чтобы было сильно захватывающим, и уж подавно не входило в сферу интересов Вефрид, но то, с каким энтузиазмом автор описывал различные типы шипения пупырчатых плоскохвостов3, заслуживало, как минимум, быстрого прочтения с отдачей нотки уважения потраченному труду.
На скользкую поверхность жёлтого яблока опустилась новая, не касавшаяся его прежде рука.
– Уверена, что оно неспелое? – спросил звонкий голос, принадлежавший кому-то, стоявшему у Вефрид за спиной.
Девчонка нехотя опустила книгу и обернулась. Молодой парень с беспорядочно растрёпанными светло-коричневыми волосами и милыми веснушками, рассыпанными вокруг слегка, но не сильно, вздёрнутого носа, вертел в руке яблоко. Вефрид заинтересованно склонила голову набок. Парень протянул ей фрукт. Окинув его недоверчивым взглядом, девчонка медленно куснула яблоко. И в ту же секунду блестящие от восторга и удивления глаза уставились на внезапного собеседника.
– Что ты сделал? – почти шёпотом спросила девчонка.
– Это моя способность, – улыбнулся парень. – Я способствую созреванию фруктов, овощей и прочей растительной пищи.
Он с наигранной гордостью задрал голову и расплылся в ещё более широкой улыбке.
– Максимально бесполезная способность, – равнодушно заявила Вефрид, но потом уголки её губ скользнули слегка вверх, изобразив улыбку.
– И не говори, – искренне улыбнулся парень и уселся рядом с ней на диван.
– Ты вырос на ферме? – спросила Вефрид и, куснув яблоко, опустила взгляд в книгу.
