Ворота были гостеприимно распахнуты, но двор пустовал, что настораживало. У Ифреама Беркута было четверо сыновей и одиннадцать внуков в возрасте от одного года до шестнадцати лет. Куда они все подевались одновременно? Или их специально отправили из дома?
Удаган окинул взглядом замок Беркута: такая же, как у них в доме, высокая ограда, сложенная из огромных камней; те же темно-серые неприветливые стены. Но занавески, видневшиеся в окнах, богаче, и больше окон завешено: в доме Беркута были заняты почти все комнаты, в отличие от пустующего замка Каракара, и слуг там было намного больше.
Авиел пристально всматривался в окна: увидеть бы хоть кого-нибудь, это бы успокоило.
Они спешились. Удаган повел лошадей в конюшню, ему навстречу уже шел слуга. Каракар терпеливо ожидал. Как только сын вернулся, Авиел первым поднялся на крыльцо, но не успел протянуть руку к молотку, как дверь распахнулась. На пороге появился хозяин. Ифреам Беркут, черноволосый и черноглазый, с узким лицом, испещренным морщинами, не принарядился по случаю примирения. Как и Авиел, он предпочитал носить кожаную куртку, хотя в Шумафе на другом материке король пожаловал Ифреаму дворянское звание. Беркут шагнул в сторону, пропуская гостей, радушно пожал руку:
– Добро пожаловать!
Авиел ответил на рукопожатие, но Беркут внезапно притянул его к себе и обнял:
– Здравствуй, брат! Как же я соскучился.
Каракар отстранился. Беркут сделал вид, что не заметил его холодности, протянул ладонь Удагану.
– Здравствуй, Ле!
Прежде чем хозяин дома повторил фокус с объятиями, Удаган придержал его:
– Дядя… На всякий случай. Мы тут недалеко живем. Если будешь скучать – загляни.
Беркут оскалился.
– Дерзишь… – Удагану почудилось, что он, как Охотник, назовет его «Ганни», но тот вовремя остановился. – Ладно-ладно. Проходите, – Ифреам пошел в столовую – она находилась в том же крыле, что и у Каракара. Потом остановился и посмотрел на Авиела. – Он ладно, мальчишка. Но ты-то понимаешь, что я не мог поступить иначе? У меня дети были.
– У меня тоже, – спокойно возразил Каракар. За двадцать лет в душе всё перегорело, и он не испытывал обиды на брата, только недоверие. – Не будем ворошить прошлое. И не обращай внимания на Ле. Ты же знаешь, он и с Охотником не церемонится.
Внутри дом Беркута сильно отличался от их замка. Рассматривая богато убранный интерьер, Удаган представил, как выглядело их жилище, когда Каракара еще не изгнали из дома Орла: пышные ковры, атласные занавеси, дорогие обои.
Беркут отодвинул портьеры и шагнул в столовую. Авиел и Удаган зашли следом и остолбенели, будто на них неожиданно наложили заклятие.
– Присаживайтесь, где вам удобно, – предложил Ифреам и упал на ближайший стул.
Но гости остались стоять.
– Что же вы? Не рады видеть нас? – во главе длинного стола сидел высокий седовласый мужчина. В отличие от Беркута, он надел дорогой камзол, так что легко мог сойти за энгарнского герцога.
Авиел перевел взгляд с него на полного мужчину с красным лицом и почти исчезнувшими от жира глазами. Под огромным мясистым носом блуждала доброжелательная улыбка. Он по-домашнему надел поверх холщовой рубахи вязаный светло-зеленый жилет. Рядом поглаживал одну ладонь другой старик в очках, опять в атласном балахоне, но на этот раз светло-коричневом, а не белом. И никого из слуг.
– Отчего же… очень рад… – наконец пробормотал Каракар. – Но брат не предупредил, что соберутся главы трех Домов. Я полагал, у нас состоится семейная беседа. А сейчас подумываю, что мне не место в столь достойной компании.
