Дашкова - страница 38
В другой редакции акценты расставлены иначе. Родные канцлера не сами пожелали отказаться за столом подле императора, а являются туда по требованию хозяина дома: «Дядя… послал за моей сестрой, графиней Бутурлиной, и за моим мужем и мной». Кроме того, Елизавета Воронцова не упомянута вовсе, точно ее не было на этом ужине. Надо полагать, фаворитка не бегала с сестрами по комнате и не стояла за стулом, а как раз сидела возле Петра III. Но Екатерине Романовне трудно было признать, что в определенный момент она оказалась за спиной царской любовницы, вынужденная прислуживать ей как настоящей монархине.
Выпив, государь, согласно донесению французского посла, поссорился с «Романовной». Эту сцену Дашкова опустила, поставив на ее место другую, где главную роль сыграла она сама.
«Я стояла за его (императора. – О.Е.) столом, в то время, как он рассказывал австрийскому послу, графу Мерси, и прусскому министру, как в бытность его в Киле, в Голштинии, еще при жизни своего отца, ему поручено было изгнать богемцев из города; он взял эскадрон карабинеров и роту пехоты и в один миг очистил от них город… Я наклонилась над ним (Петром III. – О.Е.) и сказала ему тихо по-русски, что ему не следует рассказывать подобные вещи иностранным министрам, и что если в Киле и были нищие цыгане, то их выгнала, вероятно, полиция, а не он, который к тому же был в то время совсем ребенком.
– Вы маленькая дурочка, – ответил он, – и всегда со мной спорите»{149}.
Анекдот с цыганами-богемцами зафиксирован разными современниками{150}. Однако неизвестно – шла ли речь о бродягах за столом у канцлера Воронцова и какое отношение имела к разговору Дашкова. Возможно, она сделала себя участницей расхожей истории о чудачествах императора. Но положим, государь повздорил с обеими сестрами в один вечер. Тогда добряку князю Дашкову пришлось расплачиваться за двух несдержанных на язык дам.
«Революция недалека»
Ссоры между «Романовной» и ее царственным возлюбленным, конечно, не укрепляли положения Воронцовых. В любую минуту фаворитка из-за своей необузданной ревности могла потерять место. На этом фоне и произошла стычка Петра III с князем Дашковым. Он дулся на Елизавету Романовну, а вкупе и на ее родню, увидел плохо маршировавший любимый полк, привязался к зятю фаворитки, оба вспылили, наговорили горьких истин, «где замешивалась честь», и князь лишился должности.
Происшествием не замедлила бы воспользоваться голштинская родня императора, чтобы повредить клану Воронцовых в целом. Поэтому семья Дашковой, особенно дядя, приняла живейшее участие в судьбе Михаила Ивановича. «Мои родители и я, – писала княгиня, – … решили, что безопаснее всего будет разъединить их [с императором] на некоторое время»{151}. «Еще не все послы были назначены к иностранным дворам с известием о восшествии на престол Петра III, и я попросила великого канцлера похлопотать о назначении мужа в одну из соседних миссий. Просьба моя немедленно была исполнена»{152}
Здесь, как и во всей истории про ссору, княгиня ни словом не упомянула сестру. На первый план выведен дядя-канцлер, он – главный помощник в трудной ситуации. Однако в письме Александра Воронцова из Лондона добавлены недостающие сведения: «Вы обязаны своей сестре тем, что муж ваш был послан в Константинополь»{153} Сколько бы ни хлопотал канцлер, но без согласия государя ни один посол не мог получить назначения. Вскоре после бурной перепалки мир Петра III с «Романовной» восстановился, и добросердечная толстуха попросила за зятя.