Дассария - страница 26

Быстро преодолев лощину, воины окружили товарища, ещё не понимая, почему он позвал их. Лишь спешившись, они увидели на земле человека.

– Так это же Зуза! Точно он… Никак убит? – прошептал один из них, присев и приподняв голову лежащего.

Десятник бросился к телу, всмотрелся в лицо и, узнав старого товарища, прижался ухом к его груди. Услышав слабое, но ровное биение сердца, Кантар поднёс к лицу Зузы посудину с водой, пальцами разжал его пересохшие губы и стал вливать тонкой струйкой прохладную влагу. Стараясь не переусердствовать, он лил воду с частыми перерывами, чтобы воин не захлебнулся.

– Дайте плащи и осмотрите здесь всё! – повелел он.

Воины разлетелись в разные стороны. Зуза поперхнулся и застонал. Десятник, желая приподнять товарища, завёл было руку ему за спину и тут же нащупал пальцами обломок торчащей из неё стрелы.

– Так вот куда тебя ранили! Потерпи до утра. Главное – мы успели найти тебя вовремя. Ты ещё станешь сотником, – шептал он, осторожно укладывая Зузу на подстеленные плащи и бережно укрывая его. – Хотя с твоим горячим характером и необузданностью в поведении вряд ли.

При последних словах Кантар печально улыбнулся, с сожалением и досадой покачал головой, вспомнив, как Зуза неистово и с особым смакующим рвением предавался гульбищам.

Вскоре примчался воин, спрыгнул с коня, присел рядом с десятником и тихо доложил:

– Нашли Танариса и Фахрида. Они убиты. И ещё… – он запнулся.

– Что? – нетерпеливо спросил десятник.

– Кто-то изрубил тела всех погибших. Тех, что везли в селение, – ответил воин.

– О небеса!

Кантар медленно поднялся на ноги, провёл руками по лицу и замолчал.

Недолго так постояв, он произнёс:

– Никто и никогда не смел вставать на последнем земном пути человека. Умертвить дважды никого нельзя. Напавшие на них люди сделали это из-за боязни проклятия небес за свершённое ими и посягнули на их души, пытаясь погасить и их при отнятых уже жизнях. Принесите все останки сюда. Здесь предадим их земле.

Когда воин отдалился, он подошёл к своему коню, погладил его по гриве и с горечью прошептал:

– Опять столько потерь! Нет сил терпеть все эти утраты и лишения. Даже у детей отняли еду. Как теперь быть, не знаю…

Лишь забрезжил рассвет, воины преступили к похоронам убитых. Десятник, почтив их память, осмотрел рану Зузы и, убедившись, что стрела не пробила левую лопатку, вынул её из тела, накалённым на огне ножом надрезав кожу чуть шире острия наконечника, и сразу после этого приложил свёрнутый кусок ткани, посыпанный пеплом. Ещё раз убедившись, что Зуза жив, он стянул его грудь ремнём как можно туже, но оставляя возможность дышать. К полудню, положив раненого на подвеску между двумя скакунами, они тронулись в сторону селения. Потерявший много крови Зуза всё это время не приходил в себя.

Вождь Донгор, не дождавшись в установленные сроки возвращения гонцов от младшего брата Бартаза, заподозрил неладное и решил утром отправить к нему новый отряд, но с наступлением нового дня сдержался, помня о том, что Бартаз находится под охраной, и надеясь, что воины скоро появятся.

День прошёл в тревожном ожидании. Наступила ночь. Гонцов не было. Ближе к рассвету он всё же направил людей. Заметно поредевший охранный отряд десятника Кантара без посыльных и без добычи Бартаза, но с раненым Зузой повстречался им на дальних подступах к селению.

Через три дня Кантар вернулся к месту, где находился Бартаз, но, как и прежде, не показываясь ему на глаза, скрытно расположил воинов за дальним холмом, чтобы оттуда наблюдать и за юношей, и за всей округой, продолжая охранять кормильца всего селения. Оставив коня, он взобрался по склону холма и прилёг на его вершине, всматриваясь в сторону одинокого дерева, возле которого находился шалаш Бартаза. Сначала он увидел коня, пасущегося невдалеке от родника.