— Чего это сразу бедненький? — Алиар приподнял голову, от его щеки отклеилось перо и, кружась, медленно опустилось на пол; проследил за его падением и только потом перевёл заспанный взгляд на посетительницу. — А, это ты? — Поднялся из‐за стола и прошёл к окну, приоткрыл штору, впуская в комнату солнечные лучи. С кровати раздался болезненный стон. Вернул плотную ткань на прежнее место, оставляя лишь узкую щель. — Так лучше будет?
— Да, спасибо, — Давир убрал руку от глаз. — Так гораздо лучше. — Грустно улыбнулся, когда заметил, каким испуганным взглядом смотрит на него девушка. — Да, малыш, тьма лишь прикоснулась ко мне, но и этого оказалось достаточно, чтобы навсегда изменить мои предпочтения. Их самый главный говорит, что я теперь, получается, и не совсем человек.
Джим в ужасе посмотрела на Алиара. Юноша прикрыл веки, подтверждая его слова.
— Как же так? — выдохнула Джим, сжимая сильнее руку Давира и пытаясь разглядеть на лице здоровяка изменения, произошедшие с ним. — Так не должно быть! Ты обязательно поправишься.
— Не переживай за меня, малыш! — Здоровяк сам приблизил к ней лицо. Джим невольно отшатнулась: глаза мужчины были темнее чёрного омута. Давир удержал её за руку. — Я чувствую себя гораздо лучше, — между бровями образовалась складочка, — а самое главное, — губы скривились в улыбке, — теперь помню, кто я такой.
Джим знала, что так нельзя, но ничего не могла с собой поделать, смотрела в глаза друга, а по щекам текли слёзы. До боли прикусила нижнюю губу, не решаясь что‐либо сказать, но руку не отнимала. Алиар обошёл кровать и остановился за спиной Давира.
— Я ждал тебя. Знал, что придёшь сегодня, — голос Давира звучал слабо. — Специально попросил, чтобы он меня не усыплял, — обиженно посмотрел на юношу, стоящего за его спиной. Видно было, что движение ему далось с трудом. — А то он меня постоянно какой‐то дрянью поит. — Отпустил девушку и с усилием сел, поворачиваясь к своему лекарю вполоборота. — Я потом сутками напролёт дрыхну, а он сидит рядом и что‐то шепчет надо мной.
— Не ворчи! — Алиар помог Давиру удобнее устроиться, подсунул ему под спину несколько подушек. — Для тебя сейчас сон лучшее лекарство. А для меня так проще убирать из тебя скверну. — Перевёл взгляд на Джим: — Рад, что ты нашла время заглянуть к нам.
— А как же иначе? Я хотела ещё вчера прийти. — Сама положила руку на ладонь здоровяка. — Спасибо тебе, — замолчала, пытаясь совладать со своими эмоциями, — за всё. — Вытащила расписной кушак из внутреннего кармана куртки, поцеловала и положила рядом с подушкой. — Знаешь, у тебя замечательная мама. И она очень соскучилась по тебе.
— А пироги? — Давир оживился. — Пироги‐то её пробовала? А рыбок золотых видела? А старую кривую осину в саду, похожую на сгорбленную старуху? А садовник ещё живой? — Заулыбался: — Ох и попадало мне от него в детстве! И ведь не потому, что ему было жалко яблока для хозяйского сына, — хитро повёл бровью. — Я ведь всегда был крепышом. Как залезу на дерево, так обязательно рухну с него, а пока лечу до земли, переломаю кучу веток.
Все засмеялись. Алиар присел на край кровати, а Джим наоборот поднялась. Из окна доносилось беспокойное ржание. Она подошла и выглянула наружу.
— И пироги пробовала, и рыбок видела, — обхватила себя руками, словно озябла, — и твоя мама показывала мне осину, которую ты почему‐то боишься с самого детства. — Посмотрела на мужчину, лежащего в ворохе подушек, и улыбнулась, но её взгляд был серьёзным. — Все ждут твоего возвращения.
