– Ааа. Афонин, что ли? Я читала отрывок на странице какой-то чокнутой феминистки.
– Тёпа, что-то мне это всё не нравится, – прошептал Платон, – Лучше бы они нас просто прикончили.
– Не ссы, Плат. Сейчас организуем тебе встречу с читателями. Ты когда-нибудь в колонии выступал?
– Нет.
– И не благодари!
Дылда протянула Артёму руку.
– Меня зовут Ксанка, красавчик.
– Артём.
– А красавчика номер два?
– Платон.
– Это псевдоним, что ли?
– Нет, в честь того, кто всегда записывал за Сократом, назвали. Философа.
Платону показалось, что он попал в племя к аборигенам. Вокруг костра валялись какие-то тряпки, пустые банки от тушёнки, обглоданные собачьи кости. В другой стороне он увидел много разобранных картонных коробок – спальных мест. Он изо всех сил изображал отсутствие удивления и брезгливости. Артём накинул на голову полотенце, напомнив Платону девочку Алёнушку с шоколадки или монахиню в платке с вырезом для лица. Он еле сдержал смешок.
– Это апостольник?
– Что?
– Предмет одежды православной монахини.
– Неверующий, а про какой-то апостольник знает. Я просто не хочу заболеть. Бетинка начнёт тогда со мной возиться как с писаной торбой и не пустит на рыбалку.
Ксанка протянула им две консервные банки с каким-то горячим напитком.
– Чай с липой. Не боитесь, не отравитесь.
– Я тебе доверяю, мать. А то останешься здесь с собачатиной до весны, – произнёс Артём, отпивая из «кружки».
– А, это, страшная история, конечно, вышла.
– А ну, Плат любит всякие истории, поведай.
– Эти дикие оголодалые псины набросились на Татку, когда она искала место для толчка.
– Какой ужас! И что с ней?
– Похоронили вчера.
– Что-то вы не очень расстроены, – удивился Артём.
– Да она была та ещё тварь! И сидела за убийство, – вмешалась в диалог Лизка, казашка, – Я застрелила тех псин, приготовила из них наподобие плова. Ульянка когда узнала, начала кричать про то, что в этих псинах остатки Татки, что-то про каннибализм. А ночью взяла и утопилась.
– Что-то вы не очень расстроены, – повторил Артём, поправляя полотенце на голове.
– Да она та ещё шизофреничка была! Кто топится в конце октября, холодно же? И как говорится, избавились от слабых звеньев.
– Лизку ничем не удивишь, – подтвердила Ксанка, шурша фантиком от конфеты.
– Это чёрный юмор такой? – решил Платон, что они шутят.
Лица Ксанки и Лизки оставались непроницаемыми.
– Тебе могилы показать?
– Похоже, что вы не шутите.
Они захохотали.
– Смотри, купился! – указала на него пальцем Ксанка.
– Ага. Не боись, это не те собаки, а другие. Это мы над Ульянкой пошутили, а она поверила. Но фиг с ней, мы бы с ней по миру пошли, та ещё была истеричка.
– Вот теперь они говорят серьёзно, – подтвердил Артём.
Платон представил, как под кепкой его волосы наэлектризовались и встали дыбом.
«Куда я попал?!»
– Я, кстати, одно время притворялась ненормальной и попала в психушку в трехстах километрах отсюда, – похвасталась Лизка, – Так там персонал куда более психованный, чем сами пациенты. Их фельдшер насмотрелся на психов и у самого крыша поехала. Он решил, что его мать захватил демон и отрубил ей голову топором. Так потом он разгуливал по психушке с головой под мышкой и кричал: «Я спас её». За ним гонялись целый час. До сих пор не знают, он это сделал из-за того, что спятил, или ему показалось, что жить в психушке куда лучше, чем вкалывать фельдшером, да и с пенсиями теперь проблемы, и он так решил обеспечить себе старость. Ты же писатель, может быть, тебе пригодится случай. Ты ведь любишь чернушку.
