Пару раз промахнувшись, скорее из-за неспособности рассчитать силы для прыжка, наконец оказалась точно на траектории полета огненного мяча и, как следует замахнувшись, запустила снаряд обратно. Но в псину не попала, «мяч» улетел далеко за линию поля. Их взгляды, ну, то есть лягушки и демонического пса, встретились.
Мгновение затишья, и снова утробный рев, нарастающий где-то глубокого в чудовищной глотке монстра, вырвался наружу пламенем и полетел в Ягвелину.
На этот раз девчонка приняла подачу и отбила мяч, уже целясь в тварь. Снаряд пошёл низко и сто процентов попал бы в псину, но Фурор снова вздумал возродиться и снова неудачно. Одинокая искра, оставшаяся парить над опаленной землёй, смотрелась очень печально. Ягвелина подобрала её и, уклонившись от летящего в голову огненного плевка, уперлась ногами в землю и, призвав всю свою ловкость и внимательность, отбила мяч.
Снаряд, будто выпущенный из пушки, пролетел по прямой и угодил в пса. Демон взвыл от боли и досады и принялся кататься по земле, силясь сбить охватившее его пламя. Но не тут-то было. Огонь будто озверел и с рёвом пожирал воющего и скулящего пса. Тут бы и праздновать победу, но нет же, девчонке стало жалко зверя. И, кинувшись к роднику, она схватила свою промокшую куртку и бросилась к демонической зверюге на выручку.
Ягвелина отбивала пса у пламени мокрой курткой, но та быстро высыхала, и девчонка несколько раз бегала к роднику, чтобы снова намочить её. Наконец поняв, что из этого ничего не выйдет, схватилась за голову, наблюдая за тем, как псина, потеряв надежду, затихает на земле, а пламя всё ближе подбирается к морде.
– Нет, ты не сгоришь, – рыкнула лягушка и, схватив цепь, потянула на себя, пытаясь заставить пса встать.
Куда там. Монстр был больше неё раз в десять. И если бы только сейчас захотел, то легко бы мог раздавить лягушку одной лапой. Но пёс приоткрыл глаза и только смотрел на Ягвелину, не делая попыток укусить или плюнуть огнем.
– И где же твоя злость? – разозлилась девчонка и, обжигая руки, нащупала в спутавшейся оплавленной шерсти металлический ошейник.
Руки нестерпимо жгло, глаза слезились, а Ягвелина продолжала разгребать шерсть и искать чёртов замок. Он же должен быть? Надели же как-то этот ошейник, значит, его можно снять, так Ягвелина думала. А потом увидела витой рисунок, который огненной вязью выступал на раскалившемся железе. В голове прозвучали слова из той песни, что любила певать Мальва в долгие зимние вечера, сидя за какой-нибудь ручной работой. Слова в той песни были такие:
«…выйду на дорожку в ночь полночь глуху-у-у-ю,
В свете лунном тихо речь держу таку-у-у-ю:
Слово нитью вьётся древней вязью в пяльц-а-ах,
Возвернусь в начало, пропущу сквозь пальц-ы-ы-эх.
Отменю заклятье. Песня тихо льётся-а-а-а.
Древних сил проклятье ветром обернётся-а-а-а…»
Голос Мальвы, прозвучавший так правдоподобно, заставил вспомнить вечера, что Ягвелина провела с ней вместе, одни, в их тёмной заметенной январскими вьюгами промёрзшей избе. Вместе с песней Мальвы, заунывно зазвучавшей в ушах, завыл ветер, и пламя огня, обжигающее руки, отступило. Словно во сне девчонка коснулась рисунка на ошейнике и, ведомая смутной догадкой, начала чертить из конца в начало, проводя ногтем по витой линии.
– …отменю заклятье, песня тихо льётся, древних сил проклятье ветром обернётся…
Только произнесла, рисунок на ошейнике засветился ярко-зелёным, а кончик пальца будто увяз в расплавленном металле. Стиснув зубы, привела палец в начало искрящейся вязи. В лицо ударил поток ледяного ветра. Ветер, налетевший из ниоткуда, разом сбил и потушил гудящее пламя. Вязь на ошейнике вспыхнула и взорвалась светом. Лягушку отбросило метров на двадцать, прямиком в родник.
