Беру себя в руки и отправляюсь в царство четы Павелецких — хореографический зал. Бросив рюкзак, обувь и курточку в угол, встаю перед зеркальной стеной. Разминаюсь, начиная с кистей рук, ступней, постепенно подготавливая всё тело к прыжкам и изгибам.
Включаю музыку на телефоне. Сначала просто слушаю трек, покачивая головой. Начинаю плавно двигаться. Подняв руки вверх, провожу пальцами одной по кисти другой. Легко опуская их, отвожу правую руку в сторону. Наклоняюсь туда же, как дерево при порыве ветра.
Прикрыв глаза, скольжу носками по полу, представляя себя на льду. Разворот, нога уходит в сторону, чтобы толкнуть тело в прыжок. Шаг, толчок, ещё один прыжок в два оборота. Отличный каскад. И я снова ухожу в танец, отклоняясь назад. Выпрямляюсь, закручиваюсь волчком. Мягко опускаю руки. Открываю глаза ровно тогда, когда заканчивается музыка. Улыбаюсь, глядя на своё отражение в зеркале.
Так гораздо легче. На время случившееся в колледже перестаёт быть центром моего внимания. И даже головная боль почти не мешает.
Сменив музыку на более динамичную, отхожу к противоположной стене и работаю только над прыжками, взмывая над полом и глухо приземляясь обратно.
— Неплохо, неплохо, — от двери комментирует Роза Марковна.
Не заметила её. Заканчиваю упражнение и разворачиваюсь к тренеру.
— Та-а-к, — она меняется в лице.
Поджав губы, идёт прямиком ко мне. Хватает за подбородок, всматривается в ссадину, пальцем трёт тоналку и закатывает глаза.
— Это что, Амалия?
— Ничего, — отвожу взгляд, всё ещё тяжело дыша после тренировки.
— Разумовская, мы не в детском саду. И не надо мне рассказывать, что ты споткнулась!
— Не буду, — поднимаю на неё нерешительный взгляд.
— Скажи мне, ты чем думаешь? А если у тебя сотрясение и ты мне сейчас здесь от нагрузок сознание терять начнёшь, а?! — повышает голос Таль.
— Нет у меня сотрясения, правда. Всё хорошо. А это… случайность, — пытаюсь оправдаться.
— Марш к медикам!
— Роза Марковна…
— К медикам, я сказала! И без официального допуска ко мне даже не подходи, — подталкивает меня к выходу.
Сворачиваю за вещами. Обуваюсь, вешаю рюкзак на плечо, куртку на предплечье и послушно иду в медкабинет. Вопреки собственным словам, тренер идёт прямиком за мной. И к местному врачу мы тоже заходим вместе.
Тоналку приходится смывать.
— Твою ж… — тихо ругается Роза Марковна. — Кто тебя так, Ами? Наши?
— Нет, — кручу головой, но врач удерживает меня за затылок и заглядывает в глаза. — На физре в колледже мячом попали в лицо, — приходится признаваться.
— Попали? — хмыкает тренер, явно не особо веря моим словам. — Что там, Вероника?
— Сотрясения нет, но два-три дня я бы понаблюдала, — заключает врач.
— Нет, не надо. Со мной правда всё нормально, я могу тренироваться, — тараторю, задержав дыхание до жжения в лёгких.
— Пять, — глянув на меня, отвечает Роза Марковна.
— Что «пять»? — не понимаю.
— Пять дней у тебя на восстановление под регулярным наблюдением Вероники Филипповны.
— Но у нас же…
— Пять дней, Разумовская, — не даёт договорить тренер. — Мне трупы на льду не нужны. Не было никогда и, знаешь ли, не хочется начинать. Уровень у тебя хороший. Быстро нагонишь пропущенные дни.
Отворачиваюсь, снова злясь на этих идиоток, запустивших в меня мячом. На себя за то, что не смогла увернуться и теперь мне придётся пропустить столько тренировок. Да ещё и сидеть всё это время дома с матерью и сестрой.
