– Тая, зачем ты пишешь это слово? – Тая улыбается всем своим полным лицом приветливо и беспомощно:
– А что писать?
– Кот объедает на даче огурцы. Не все. Только самые красивые. Что приятно – не только у нас, но и у соседей.
Ничего. За этот час я успею доехать до Азова – а в Азове время течёт медленнее.
Мультик по Катаеву – «Цветик-семицветик». Бабушка в конце даёт Жене ещё один цветок… Обессмыслив этим всю сказку!
Из передачи о животных «О неверности самок кошачьих лемуров ходят легенды…»
Когда видишь, что человек тебя боится (твой ребёнок, скажем) – не по себе… Неужели кого-то это может радовать?
День рождения у начальника рыбнадзора в нашем городе породил множество слухов. Питон. Крокодил («дрессированный») с пастью, заклеенной скотчем. Девушки топлес, позже – в трусах, в которые богатые клиенты засовывали деньги.
Дважды в день прохожу мимо этого плаката, и каждый раз жалею, что нет с собой чёрного маркера. «Каждый потерянный кирпич, бьёт по карману, предприятие твоё». Мне скоро приснятся эти две запятые.
«Завтра еду в Замоскворечье, в гараж. Приготовь мне 60 справок на морфий. Дома всё убери, чтоб ничего не было. У Паши всех повязали. Куда? В самолёт? Да что ты, в самолёт даже с пластмассовым пистолетом не пустят…» (светленький ма-а-сквич в ростовской маршрутке, по мобиле). Что это было?
После продажи дедова «Запорожца» нам продолжали звонить по объявлению. Узнав, что продан, интересовались всё же – «а какого он был цвета»?
– Я с каждым днём чувствую, как воздух вокруг меня разрежается, разрежается – и остаётся вакуум – сказал он через месяц после защиты диплома.
Хемингуэй писал, что в молодости они с женой были по-настоящему бедны. Они ездили отдыхать в Швейцарию, его жена не работала, у их сына была бонна.
Неужто только в русском языке седьмой день недели называется воскресеньем, по Евангелиям!?
Одиннадцатилетний мальчик тонул – молча. Стеснялся крикнуть. Взрослый мужчина увидел – спас…
Чувство логики – а значит, и справедливости.
Маленькие дети пугают своей податливостью. Послушностью. Даже больше – полным доверием. Мгновенно трезвеешь, взрослеешь, перестаёшь прикалываться, делаешься серьёзным и ответственным. Самокритичность прорезывается – ибо внешняя критика исчезает начисто – а ты ведь так привык, что мир сопротивляется тебе и что люди с тобой не согласны…
В 92 году один приятель пытался мне объяснить, что такое интернет. Как же я над ним потешалась – уверена была, что это он фантастики обчитался.
На улице большого города во мне возникает ощущение полёта, а на улицах малого – не возникает. Не идут со мной рядом десятки людей, нет чувства, что я – крупица человечества. Слишком часто встречаешь знакомых – это мешает отстраниться от своей маленькой частной жизни.
Нельзя подрывать в ребёнке его базовое доверие к миру, думать надо, что говоришь.
Эта гламурная культура в конце концов укусит свой собственный хвост – потому что ничто живое глянцевым не бывает.
Когда я в ещё 86 году, будучи комсоргом в мостоотряде, собирала подписи в поддержку Леонардо Пелтиера, мои комсомольцы прикалывались: «Не знаем, кто такой Леонардо и где этот Пелтиер, но пока его не отпустят, мы на работу не пойдём!»
Вспомнила о своей первой командировке – ещё в 86-м. Хурма, привезённая мной в Барнаул из тёплых краёв, из Ростова, оказалась терпкой, вяжущее ощущение во рту мешало говорить. Все предлагали угостить ею главного инженера перед планёркой.
