– Ничаго, вот поедете по осени в город, там на бале подойдет к тебе какой-нибудь красавец енерал: иполеты, усы нафабренные; каблучком как щелкнет, как бровью поведет…
И нянюшка вскочила со скамейки, по-молодцовски закрутила воображаемые усы, подхватила Софию за талию и повела за кавалера в туре вальса.
– Как он тебя к груди-то своей прижмет, – и нянюшка придвинула Софью к своему обширному бюсту, – да как начнет нашептывать ласковы слова, и будешь ты вся его, влюбишься без памяти. А родители тут как тут – сговорятся, да честным мирком, да за свадебку.
София вырвалась, оттолкнув нянюшку, звонко выкрикнула в запальчивости, топнув ножкой.
– Меня папенька в Петербург везет в институт благородных девиц определять! Учиться буду!
– Ты и так книжки целыми днями читаешь! Куда еще учиться! Это Сереженьке надо в школу, ему по военной или по государевой службе определяться пора.
– А может, я тоже по государственной службе пойду!
– Куда – куда? Кака така у женщин может быть государева служба?
– Фрейлиной к императрице или академией наук заведовать как княгиня Дашкова. Женщины тоже должны служить на благо Отечеству!
– Чего ты удумала, Софьюшка! Академия! На благо обчеству! Твоя служба – супругу угождать, а уж он пусть послужит! Ты б лучше малинишно варенье научилась правильно варить. Оно по жизни более сгодится!
Любаша, обрадовавшись, что про нее забыли, взялась рыхлить землю возле померанцевого дерева, на котором сияли оранжево-красные плоды. Но нянюшка тут же опомнилась – она должна всем заправлять на хозяйстве:
– Любашка! Барыня сказала, что с памирана лист упал! Смотри хорошенько за ним! За каждый слетевший листок сниму волосок! Если что не так, сама за косу оттаскаю!
– Да это он листья скидыват, потому что ягод много. Они все соки вытягивают, на лист не хватает. Дерево – деревом, а все как у людей: мать последний кусок хлеба отдаст, лишь бы дитятко сыто было.
Нянюшка, услышав последние слова про мать и дитя, вдруг пригорюнилась и запричитала: « Да уж я-то своего рабеночка ли не кормила! Уж молока-то было – не меряно. Сытый такой он был, гладенький, только ел и спал. А как Степушку в солдаты забрили, так и сгинул наш сыночек! А этим молоком я тебя Софьюшка выкормила!».
София разглядывала облака, видневшиеся через стеклянную крышу теплицы. Она многократно слышала эти Нянюшкины причитанья, знала, что сейчас начнется рассказ про то, что полюбила кормилица эту беленькую барышню, как свою родную дочурку, что лелеяла и холила пылинки сдувала, как она не уследила единственный раз за своей дитяткой, когда та в пруду чуть не утопла, благо прекрасный прынц мимо проезжал, спас нашу красавицу, нашу королевишну. А вот теперь она выросла и скоро приедет Иван Царевич на скакуне благородных кровей и увезет от нее Софьюшку в чужую сторонку! На этом месте должна была вступить София и клятвенно заверить свою любимую нянюшку, что всенепременно заберет ее с собой и позволит ей водиться с детками и никаких немецких бонн в доме не будет.
Но неожиданно вступила Любаша:
– А я сегодня в лесу молодого барина видела.
– Какого-такого барина? – встрепенулась нянюшка.
– Да старухи-княгининого внука из охотничьего домика. Красавец! Косая сажень в плечах! – горделиво расправив плечи, Любаша продолжила. – А обходительный какой! Провожаться пошел.
Нянюшка вдруг подобралась, насторожилась, вытянулась в струнку и осторожно спросила, выдыхая перед каждым словом:
