Андрей мельком глянул на трусоватого деревенщину, который кланялся, выйдя из-за дерева. Много интереснее ему была девушка – кареглазая, щечки румяные, как яблочки, и не по-крестьянски белокожая с толстой соломенной косой, которую она, поправляя, перекинула на грудь.
– Давай-ка я провожу тебя до дому, чтоб никто в лесу на тебя не напал, – сказал Андрей, любуясь красной девицей.
– Да мне этот лес, как дом родной, я здесь каждую травинку знаю! Кто ж на меня нападет?
Иван выдвинулся поближе к Любаше, порываясь что-то сказать. Пес предупредительно рыкнул.
– Да вот этот, хотя бы, собачий царь! – Андрей указал на Ивана.
Любаша звонко рассмеялась. Подбежала к Ивану, сунула ему оброненную котомку и погладила по плечу.
– Ванюш, мне возвращаться пора, а то хватятся. Гостинец передашь?
Иван хотел было ответить, но не нашел, что сказать, только мотнул головой и стоял столбом, прижимая котомку к груди. А Любаша обернулась к новому знакомцу и, заливисто посмеиваясь, взглянула лукаво и задорно.
– А вы, барин, откуда будете?
– Из охотничьего домика, знаешь такой?
Любаша направилась к тропинке в сторону господского дома, барин подозвал собаку и двинул вослед мелькающим из-под красного подола розовым пяточкам, восхищаясь игривой, как ртуть, и аппетитной, как свежая булочка, деревенской красавицей, взросшей в сих девственных лесах.
Ивану, застывшему под сенью многовекового дуба показалось вдруг, что видит он будущее свое, и нет в нем Любушки, что вот сей час с улыбкой уходит от него суженая. И это навсегда.
«Нянюшка! Любашка где? Куда все заподевались?!» – Анна Леопольдовна была крайне недовольна, зайдя в оранжерею и обнаружив сухой лист на земле под драгоценным померанцевым деревом. Анна Леопольдовна, женщина немецких кровей, очень любила порядок во всем, но в этой семье, порядка не было никогда, и ни в чем. Точнее, она боялась беспорядка, но, как известно, чего страшишься, то и поимеешь. Очень она беспокоилась, что муж увлечется чем-нибудь, потеряв голову, он и увлекся, но не картами, не скачками, и даже не девицами, что было бы вполне пристойно благородному барину, а, смешно сказать, бумагомаранием! Занятие, недостойное их фамилии! Софьюшке пора замуж, барышня на выданье, а он ей голову пустыми идеями забивает, да книжки дает читать. Только Серёженька, младшенький радует: все у него по порядку, по ранжиру: живет по расписанию, холодной водой обливается каждое утро, по новомодной методике доктора Гуфеланда. Хотя, может быть, слишком он увлекается порядком? Не дай бог на вершок сдвинуть стул в его комнате! Сразу скандал! Последние слова Анна Леопольдовна произнесла вслух, стоя в оранжерее и подняв взор своих мутновато-голубых немецких глаз к стеклянному потолку.
– Какой скандал? Нет никакого скандала, у нас все тихо-мирно! – раздался ворчливый голос.
– Фу напугала! Как ты подкралась незаметно!
Это нянюшка, правая рука и главная советчица Анны Леопольдовны выросла перед ней как из-под земли.
– Вон видишь померанец лист теряет, мне его из Франции доставили, а он лист теряет, – Анна Леопольдовна чуть не плакала. – Говорят «плод любви».
– Ничего вот Любаша его польет, пошепчет и оживет ваш памиран, у Любаши руки золотые, ее каждая травинка любит. – Нянюшка как никто умела успокоить барыню.
Но тут мысли Анны Леопольдовны скакнули в совершенно невообразимом направлении.
