В процессе профессионального сосуществования он наконец открывал для себя вещь, которая не работает без вай-фая. Хорошо, что вещь решили как следует изучить и не спеша поставить на эксплуатацию.
Жорес же Иванович же выделил время и перецеловал двенадцать ручек всей женской группировке, у которой сегодня вышло на смену девять «пенстарс», и сказал:
– Как же мне вас не хватало! В молодости особенно! – но про себя добавил: – Промазал немного, ничего, бывает…
Женщины, теряющие свои шкуры, облики и планы на будущее, придавлены настоящим настолько, насколько им хватает самостоятельности и противопоставлений. С остальным они справляются при помощи врачей или развёрнутых характеристик своим внукам. Тем не менее такие верзилы, как полковник-генерал, не замечавший особенно их «бабства», нравились больше, чем, например, правительство и его жмотство и его умение свалить всё на прошлое и наобещать будущее подрастающим «пенсам».
– Послушай, – неожиданно спросила Жореса Ивановича Зоя Никитична, – а кто лучше – Ленин или Черненко?
– А нельзя ли какую-нибудь другую пару выбрать? Ленин и Сталин, например?
– Нет! Сталин у нас всегда на закуску!
– То есть как это – на закуску?
– Он к другому типоразмеру политических «вершителей-крушителей» относится, а вот Черненко нам всем что-то жалко… Подсунули его под большую кремлёвскую дверь, он и задохнулся…
– Постойте! Непонятно, как это вы наших политических лидеров сортируете?
– И ваших, и наших – всех по-человечески, – обобщила выжившая в средней школе Зоя Никитична.
– Ты уж, Жорес Иванович, извини, но мы в той жизни тоже, так сказать, мужиков привечали. Понимаем, кто что мог, а кто что сделал… – примкнула Софья Леонидовна. – Вы со своей линейкой, а у нас другой прибор для измерения.
– Нет, то, что касается Ленина… То, что он сделал… – сопротивлялся полковник-генерал, но замолчал, понимая, что тут одной линейки мало и что они – независимо заматеревшие.
– То, что касается вас, милый Жорик, не знаю, как на этот счёт понимать, но ощущать-то вы должны, что они уже с нами наигрались, что теперь они не кусаются… Следовательно, пора покинуть карцер политических предрассудков и не бояться жить! – продолжила Софья Леонидовна.
– Нет, ему надо сделать особое «пирке», что бы больше не мог ничем таким заразиться, – предложила Зоя Никитична.
– Какое ещё пирке? Вы что? – испугался незнакомого слова полководец.
В это время на самокатике подрулил художник, упивающийся своей способностью унижать пространство и время:
– Жорес Иванович, вас там ждут!
– Где там?
– На унитазе! Там без вас не получится. Ваша жопа нужна, пардон!
– Для чего? Хотя, естественно…
– Он вроде метрику должен с неё снять, чтобы потом её узнавать и включаться для работы!
– Серьёзно? Это что значит, другая жопа у него уже не проканает?
– В том-то и дело!
Женщины хлопнули в ладоши и весело прослезились…
– Это хорошо! Хоть какие-то политические привилегии, а то, понимаешь ли… Ладно, пошли к унитазу! Слушай, кто лучше – Ленин или Черненко?
– Конечно, Черненко. Его жалко, он ничего не натворил, а его всё равно дверью придавили. На удалении, за спиной…
Женщины вновь хлопнули в ладоши, и трое перекрестились.
Жопа для настройки требовалась голая, так что Жорес Иванович с сантехником остались наедине как существа однополые и заинтересованные в результате. Унитаз, в смысле произведения искусства, с одной стороны, оторвался далеко от привычных упражнений и мировоззрения рядового посетителя, с другой стороны, теперь, как собака, готов узнавать своего хозяина вплоть до того, что и лизать ему… В общем, лизать не лизать, а музыка какая хочешь, и подмыв, и орошение, и сушка с ионизацией, и ароматизация с хер знает чем…
