* * *
Перед тем как заснуть окончательно, сознание Левы прокрутило поминутно вчерашнюю смену. В деталях.
«Не помню только, как домой с работы добрался. Пешком? На троллейбусе? Автобусе?.. Такси? Такси! Точно! Еще песню "Чайфа" по "Авторадио" крутили».
– А ну, включи погромче (таксисту). Правильная песня, жизненная – больным много не наиграешь.
– К чему это вы?
– А поют про матч аргентинской сборной с ямайской.
– Ну и че?
– Че, че? У них трещина в заднем проходе – вот че.
– У кого «у них»?
– У футболистов энтих, потому и проиграли с разгромным счетом Аргентине. Об этом и поют. А их женщины печальны. Знают диагноз.
– Что поют? Ах, это:
«Какая боль, какая боль – Аргентина-Ямайка 5:0»
– Не какая, а кáкая: «Кáкая – боль! Кáкая – боль!», – это я вам авторитетно заявляю. Как врач-проктолог.
* * *
Первой парой спецкурс доцента Моповой. Инессы Мефодьевны. Пересчитала всех. Всего три человека из пятнадцати. Болезненный удар по самолюбию.
– Где Кисельков?
– Здесь, – просвистел мимо пулей Кисельков. – Один свидригай рыбой запачкал. В трамвае. Пришлось костюм чистить.
– Итак, всего четыре, – продолжила доцент Мопова. – Где Жихина? Где Андрюков? Где Вермилина? Спят?! Ничего, на экзамене у меня отоспятся, вернее, отсопятся, вернее, теперь уже я отосплюсь на них по полной программе… Запишем уравнение насероводораживания стали в щелочной среде Гольдштейна-Дрюкина, – Инесса Мефодьевна перевернула несколько страниц конспекта. Промычала: – Где же оно кончается? Наверное, в других тетрадях… Его студентам надо знать наизусть в интерпретации Фурье-Лагранжа в виде тройных интегралов с кубичной матрицей. Над этим уравнением Гольдштейн трудился всю свою жизнь, но так и не дописал (чернил, знамо, не хватило). Потом академик Дрюкин – еле закончил в возрасте девяноста лет. Так что его целиком еще никто мне не написал и даже не списал за время подготовки к ответу во время сессии, – злорадно усмехнулась она. – А тем, кто был сегодня – полный зачет и оценка «отл». Можете так и записать вместо оного уравнения в своих тетрадях. Кстати, дополнительная информация для всех остальных: пусть и не думают приносить мне на экзамен мои любимые конфеты «Рафаэлло» и коньяк «Хеннесси».
…В самом конце занятия появляется наконец-то Боря Андрюков.
– Живу на Липовой горе, – отчеканил он. – Далеко за городом. Потому и опоздал.
– Врешь ты всё, Андрюков! Горе ты липовое. И отмазка у тебя липовая… И гора у тебя тоже… липовая, – пожевав губами, буркнула доцент Мопова.
* * *
Во двор Бодуненца въехал «меркуцио» и тонированный джип. Саша Квартет нарисовался собственной персоной. У него тут дядя-инвалид жил, большую половину жизни провел в тайге – потомственный «лесоруб».
Квартет махнул рукой водителю и охране – отпускаю, дескать, всех по барам.
– К дяделу что ли? – взметнул брови Люлипупенко с теннисного стола.
– Эге. Надо гостинцы передать. С неволи. Помнят козырного туза. Не забыли!
11.20
После провальной показательной лекции Бодуненц поплелся в свой кабинет передохнуть и собраться с силами.
В одиннадцать двадцать пять к нему в кабинет забегает фрезеровщик Прокопчиков. В ушах носки Савелия торчат – ввернуты, как лампочки – буравчиком.
– Мастера дали. У них насморк как рукой, заодно протрезвели. А я тут чеснок в ушах (врачи настоятельно рекомендуют) держал. Ерунда это всё, блеф сивой кобылы, ни шиша не помогает. Носки – вот это да! Ядер!
