Первый раз Иван женился ещё студентом в 1980 году. Женился исключительно по весьма распространённому расчёту: ради прописки. Как назло, родители невесты были категорически против примака, прописывать периферийного хлыща в столичную квартиру не позволили. Тут-то и раскрылся характер Ивана во всей красе. Ясное дело: по справедливости ему положена была прописка! А если у несостоявшихся тестя с тёщей о супружеской справедливости какие-то иные представления, то он, Иван Оладьев, оставаться в такой семье не намерен. И ничего своего здесь не оставит!
«Своего» на момент весны 1982 года оказалось не так много. Вещи носильные, туалетные принадлежности, служебное удостоверение: учёба завершилась, началась служба в органах. На беду, успел за время семейной жизни Иван застеклить балкон. Не пожалел труда: стёкла камнями побил, рамы выломал, чтобы супруге и её несговорчивым родителям неповадно было! Разве не справедливо? Справедливо! Сам сделал – сам сломал. Коротко и ясно. Прописался бы – жили бы все, радовались совместно.
Была и ещё одна… «мелочь». Вроде как и своё, и в то же время не совсем. Супруга на момент готовности Ивана к разрыву была беременна. В июле должны были состояться роды. Иван предложил единственно возможное развитие событий и денег на аборт выдал. Отказалась. Да и ни один вменяемый врач на таком сроке без показаний беременность не прервёт! Иван твёрдо стоял на своём.
– Сказал же: ничего моего в этом доме не останется!
Крепкие руки не только камни в стёкла метать умели. Не скажу точно, был ли это первый эпизод рукоприкладства в жизни Ивана, только своего он добился: точный удар в живот привёл к выкидышу.
Супруга от родителей истинную причину выкидыша скрыла. Ванечке любимому карьеру портить не захотела – в суд не подала. Даже наоборот, наплевав на гордость, приходила к нему на службу, умоляла вернуться. Но Иван к женским мольбам и слезам был глух. Справедливость восстановлена, а если кого-то по касательной зацепило – извинился бы, да слов таких не знал.
Подвела Ивана тяга к справедливости и в профессии. Уж больно он, следователь, преступников не любил. Всеми силами наказать пытался – то через суд, а иной раз и самостоятельно. Не должны они одно небо с порядочными людьми видеть и дышать вольно! Потому на допросах Иван вёл себя жёстко, в невиновность подследственных не верил, оправданий не слушал, а признания готов был вытряхивать и выколачивать в прямом смысле этих слов. Хваткий, резкий, по-своему умный, он довольно долго был на хорошем счету у начальства, пока однажды во время очередного допроса с пристрастием вдруг не увлёкся настолько, что перестал владеть собой окончательно. Его охватила исключительно сила физическая и патологическая тяга к справедливости! Итог: смерть подследственного прямо в кабинете. Молодому парню много было не надо, Иван это предвидел. Думал, одним видом сомкнутой в кулак пятерни устрашит сопляка, а когда пришлось всё-таки пустить кулак в ход, парень вдруг обмяк, сполз на пол и больше никогда не поднялся. Дело всеми правдами и неправдами удалось замять, но из органов Ивану Оладьеву пришлось уйти.
Судьба выдала Ивану доску для сёрфинга и позволила удачно взлететь на волне бизнеса. Он жил и продолжал улаживать личные и рабочие дела с прежним пониманием справедливости. Был в меру богат, достаточно влиятелен, но сам себя считал всемогущим. Увы, всякое всемогущество может оказаться с дефектом. И спусковой крючок, дающий сигнал к разрушению всемогущества, бывает порой мелок и нелеп, а срывается всегда внезапно…
