Делать детей с французом - страница 36

Гийом выглядел измождённым жизнью одинокого отца и еле поднялся мне навстречу. «Репортаж принесет хороший гонорар, – пообещала я заискивающе. – Где-то четверть твоей месячной зарплаты». Он качнул головой так, что сразу стало понятно: никакого гонорара не хватит, чтобы меня простить.

– Баклажаны под пармезаном, как всегда?

Я послушно кивнула, хотя вообще-то хотела лазанью, но кто же может отказаться от «как всегда». Довольный своей визуальной памятью, молоденький официант скрылся в недрах ресторана.

Я взяла мрачного Гийома за руку. Солнечные лучи скользили по краю бокала с водой. На площади Жоашена дю Белле, как всегда по вторникам, клошар выкрикивал антиправительственные лозунги.

– Эта страна существует против законов экономики, – вторил ему Гийом. – У неё без шуток началось трупное окоченение! Вот смотри: клиент хотел вложить полтора миллиона, но не разово, а несколькими траншами, начиная с трёхсот тысяч. Но по правилам этого портфеля сумма комиссии, оплачиваемой клиентом, тем выше, чем ниже сумма взноса. И он попросил, имея в виду будущие платежи с разницей в неделю-две, сделать ему единую сумму комиссии как для большой суммы. Элементарный коммерческий жест, понимаешь! Я написал этой козе из бухгалтерии сто сорок писем. Она кумекала три дня, ничего не поняла и отправила всё своему «плюс один». Тот мне пишет письмо, мол, мы так никогда не делали, и вообще чего вы от нас хотите? Скоро Пасха, банк на другом конце города, а курьер взял выходной. Я пишу: вы так никогда не делали потому, что у вас никогда не было клиентов. И меня это не удивляет! Вы слыхали, к примеру, про интернет-банкинг?..

Я не до конца понимала суть этого конкретного противостояния, но понимала проблему в целом: после Сингапура, где судьбы мира решались в рамках одного рабочего дня, Гийом никак не мог перестроиться на старосветский тип работы. Он грезил развивающейся Азией с её эффективными производствами, минимальным документооборотом и переговорами за сакэ, а старушка Франция гасила его порывы бюрократическим огнетушителем.

Бороться с косностью европейской экономики Гийому помогала мысль о том, что совсем скоро он заработает свой первый миллион и сможет звонко хлопнуть дверью офисной тюрьмы перед носом у рыдающей кадровички. Раз в две недели он приходил домой в эйфории, крутил меня на руках, осыпал поцелуями, открывал бутылку хорошего вина и разрешал мне выпить бокальчик «по такому поводу». Он извлекал из портфеля листки с диаграммами: линии сначала пугливо жались к координатному дну, а потом взлетали ввысь, перемахивали горизонтальную ось и стабилизировались в области максимальных значений. «Вот здесь, – Гийом ставил точку на восходящей линии, – у нас уже семьсот тысяч в год, мы ездим отдыхать на Северный остров на Сейшелах, там нас всегда ждёт одно и то же бунгало с видом на закат. Вот здесь, – точка повыше, – мы покупаем квартиру на набережной Селестэн, а у Кьяры есть собственный пони. А вот здесь, – точка в области высших значений, – наш годовой доход составляет полтора миллиона евро, и…».

Он описывал рукой фигуру, которая должна была очертить самые смелые фантазии жены богатого человека. Моё воображение, которому для довольства жизнью достаточно представить тихую студию с мольбертом, чайником и исправным компьютером, силилась разродиться какой-нибудь вычурной мизансценой из журнала «Дизайн и архитектура». Ему уже почти удавалось поместить меня в неправдоподобный антураж из самшита и позолоты, как вдруг Гийом мрачно хватался за подбородок той самой рукой, что увлекала меня в лакшерные дали, и произносил: «Да, но ты же понимаешь, Франция не любит богатых. Придется делокализовать предприятие. Лучше всего в Азию, но для начала я подумываю о Лондоне. Но у тебя нет европейского гражданства, а значит, ты не сможешь переехать туда раньше, чем через шесть месяцев после регистрации фирмы, я навёл справки. Пока у тебя нет гражданства, у меня связаны руки».