Делать детей с французом - страница 39

Я знаю тупую, тошнотворную головную боль, свербящую зубную, набухающую боль от укола или укуса комара, пронзающую боль от электоэпиляции, выкручивающую спинную боль, стреляющую боль отита, густую, шевелящуюся менструальную боль, похожую на штырь боль в желудке, бескомпромиссную боль схваток, радостную боль перетрудившихся мышц, боль от ожога, пореза и прокалывания ушей.

Но эта боль была абсолютно новой, не знакомой моему телу.

Понадобилось несколько секунд, чтобы её локализовать. Она распространялась прямо из промежности. Не из низа живота, а именно оттуда, из сакрального места. О, господи! На какой я неделе? На двадцать шестой. Ещё рано, очень рано! Лёгкие недоразвиты и ушной аппарат…

Ай! Ай-ай-ай!

Я схватилась за перекладину и закусила губу. Пассажиры ничего не замечали или делали вид, что не замечают. Я часто дышала. Боль накатывала волнами, а потом замерла на достигнутой отметке. Наверно, просто спазм. Сейчас должно прийти облегчение. Сейчас, вот сейчас…

Автобус, между тем, подъехал к конечной остановке.

Я дождалась, когда все вышли, чтобы никто не дай бог меня не толкнул.

Очень осторожно встала.

Боль ощущалась, словно миска с водой, угнездившаяся в тазовых костях. Главное – не расплескать, не взбаламутить.

Я попробовала сделать шаг – кто-то будто бы дёрнул рычаг, и боль скакнула в верхний регистр. Я поморщилась и схватилась за перекладину так, что ногти, как со́хи, пропахали холм Венеры.

Через несколько секунд боль снова устаканилась и замерла на новом – более высоком – уровне. Надо выходить, водитель нетерпеливо поглядывает в зеркальце обзора салона. Я собралась духом и протащила другую ногу вперёд, стараясь не отрывать её от пола. Ай-ай!

Водитель выразительно постукивал пальцами по рулю.

Я сжала волю в кулак и спрыгнула с подножки.

Вода в тазу стала перекатываться от края к краю и выплёскиваться. Я зажмурилась и выдохнула ртом. Ох, нужно сесть. Разжала веки. Остановка в трёх метрах, там скамейка. Три метра – это пять шагов, в моём положении десять. Десять раз самой посадить себя на кол.

Терпи и иди.

Это были самые трудные три метра в моей жизни.

Где-то на четвёртом шаге я поняла, что правой ногой двигать легче, чем левой. К седьмому – что чем шире расставлены бёдра, тем плавнее накатывает волна боли. Так, с ногами на ширине плеч, я добралась до скамейки. Села, словно на ком колючей проволоки. Не слишком считаясь с приличиями, прикрылась сумкой и сунула руку в трусы.

Крови нет, уже хорошо.

Надо кому-то позвонить. Нет, не кому-то, а Гийому. Чтобы он приехал и что-то сделал. Но что? «Немедленно вызывай спасателей, – зашипит он, прикрывая рот, чтобы не мешать коллегам. – Не хочу, – начну скулить я. – Они же мужчины, мне неудобно. – Дарья, такими вещами не шутят! – начнет нагнетать он. – Речь идет о нашем ребёнке! – Я не хочу в больницу, я хочу просто домой, лечь. – Тогда возьми такси! – Я не могу дойти до стоянки. И стоять тоже не могу!»

Он, конечно, подумает, что я преувеличиваю. Что по русской привычке провоцирую его на театральное проявление чувств, как когда прошу взять меня на руки, потому что туфли натёрли. Про это даже есть сказка, называется «Петя и волк».

Я сбросила звонок. Дисплей подождал немного, не передумаю ли, потом почернел и показал время – я сидела на остановке уже двадцать минут. Уровень боли выровнялся, казалось даже, она начала стекать куда-то вниз, как вода из засорившейся ванной. Пора было двигаться.