Да, до Лины я толком ни с кем не дружила и, честно говоря, мне это было не нужно. Конечно, я общалась с некоторыми девчонками, но, по большому счету, мне было комфортно и одной. Я умела находить особую прелесть в том, чтобы летним вечером пройтись вокруг дома и насладиться щебетом возвращающихся в свои гнезда птиц, посидеть с книгой в скверике неподалеку от дома или просто подумать о разном. Для этого мне не были нужны другие – они бы даже испортили хрупкость таких моментов.
А люди, особенно совсем молодые, интуитивно не лезут к тем, кто в них не нуждается – боятся отказа. Потому ко мне никто в друзья и не набивался. Но потом пришла Лина и – неважно уж, по какой причине – просто выбрала меня, не спросив, нужно ли мне это. Влезла в мою жизнь, и мне ничего не оставалось, кроме как перенести на отношение к ней все свои идеалы, касавшиеся дружбы – во многом призрачные, во многом почти рыцарские. А потом оказалось, что все было зря… но! Я не могла обвинить себя в том, что сделала неверный выбор, потому что я не делала его вовсе. Теперь я должна сама ВЫБРАТЬ себе человека, который, по моему мнению, достоин моей дружбы.
Стараясь отвлечься от мыслей о Коле (о нем-то я маме так и не рассказала!), я сосредоточилась на проблеме Лины и, вдохновленная разговором с мамой, сделала очередную попытку начать роман. На этот раз вышло еще более пространно, чем раньше, зато как солидно и глубокомысленно!
«Когда тебе тринадцать, внезапный разрыв с подругой – трагедия вселенского масштаба». В этом месте я погрызла ручку, задумавшись, не заменить ли «тринадцать» на «двенадцать»: тринадцать мне стукнуло только в августе, а с Линой мы рассорились еще весной. В конце концов я решила оставить все как есть: не хотелось ни портить лист зачеркиваниями, ни вырывать его из без того уже похудевшей «тетради для романа».
«В пятьдесят лет этот разрыв тоже вряд ли проходит незамеченным, но к этому времени человек уже обрастает проблемами, детьми, социальными связями, и в этом круговороте потеря одного из друзей может быть болезненна, но фактически она ничего не изменит. В тринадцать же ты максималист, и друг у тебя, скорее всего, один и, как правило, школьный – следовательно, ты видишь его каждый день, и он огромная часть твоей жизни. Любовных отношений в этом возрасте у тебя, скорее всего, нет, поэтому друг заменяет тебе все и всех. Так что дружба в тринадцать (особенно у девочек, конечно) – почти любовь: с душераздирающими скандалами, смертельными обидами и даже сценами ревности. Таким образом, теряя подругу, девочка-подросток лишается сразу всего…».
Здесь я снова остановилась: «девочка-подросток» – слишком казенно, напоминает лексику детских энциклопедий. Вычеркнула. Подумав, вырвала лист вовсе. Вот мне делать нечего – писать о какой-то Лине целый роман! Она совершенно того не стоит. Я найду себе настоящую Лучшую Подругу и ей уж, так и быть, возможно, что-нибудь да посвящу. А пока – буду-ка я писать о любви! Счастливой, несчастной – все равно…
Часть 3
«Если друг причинит тебе зло, скажи так:
«Я прощаю тебе то, что сделал ты мне,
Но как простить то зло, которое этим
Поступком ты причинил себе?»
(Ф. Ницше)
«Хватит, хватит уже биологии». Я захлопнула учебник и посмотрела на часы. Шесть вечера – самое время немного прогуляться… по пустому городу. В этом что-то есть.
Пустым город казался из-за майских праздников: погода установилась на редкость жаркая, и все, кому было куда уехать, сделали это без колебаний. Но мы с родителями как-то не собрались по ряду мелких причин – скорее даже поводов: мама предпочла вымыть окна и перестирать скопившееся грязное белье, папу пригласил на праздник коллега, а я… мне вроде как надо было учить биологию, по которой я умудрилась «схватить» пару «трояков». Из нас троих мне легче всего было перенести свое неотложное дело за город и читать себе учебник в шезлонге под пение птиц, но не могла же я поехать на дачу одна. В итоге мы все остались.
