– Каждую использованную ампулу под запись… Ну, знаешь… Дальше… С седьмой зэку капельницы утром и на ночь, хлорид натрий…
– Что за зэк?
– Вчера из изолятора привезли… Он гвоздь проглотил, ржавый… Чуть дуба не нарезал, чудак…
– Кто оперировал?
– Федотов… Сейчас всё нормально, ты только температуру проверяй… При нём, кстати, охрана… Валерия велела им кресло из ординаторской дать…
– Хорошо… А Федотов оперировал, как обычно, под градусом?
– Не смейся, Николай Петрович не то, что пьяный, он спящий прооперирует, будь здоров…
Это была чистая правда. Хирург Федотов брался за скальпель, только выпив спирта, у трезвого у него не слушались руки. И что любопытно, он ещё никого не отправил на погост, поэтому начальство сквозь пальцы смотрело на его пристрастие к алкоголю.
– Ну что, Рита, всё, расписалась? Тогда я пошла… Спокойного дежурства…
– А вам выходных…
Попив чаю и вскипятив шприцы, Рита, облачённая в белый халат и белую шапочку, отправилась на другой пост, в другое крыло этажа. Там сегодня дежурила Таня, единственная из молодых медсестёр хирургии, выскочившая замуж. Её муж Костя, ещё тот прикольщик, частенько забегал в больницу с выпивкой, которую он доставал через брата-грузчика на оптовой базе. Сидеть с Костей было весело.
– Привет, Танюх, – поздоровалась Рита, – какие планы на вечер?
– Привет, Рит… Какие? Вот Костик прийти хочет…
– Нормально! Юра тоже выпить принесёт, я ему намекнула… Посидим…
– Ты никак к нему неровно дышишь…
– Есть такое…
– Ты бы лучше к ментам зашла… Там один ничего такой…
– Да? Ты интригуешь прямо… Сейчас прям и зайду…
Девушки сходили покурить на пожарный ход, и на обратном пути Рита направилась в седьмую палату. Войдя, она увидела толстого милиционера лет сорока, с недобрым взглядом, читавшего «Огонёк» возле окна. На койке лежал зэк и смотрел в потолок. Ещё на одной койке спал крепкий мужчина в свитере и джинсах. «Это он» – подумала Рита.
– Здрасьте, – сказала она, – я Рита. Вам кресло надо?
Толстый что-то пробурчал в ответ и стал будить напарника. Тот проснулся, протёр глаза, сел в койке и воззрился на Риту. Ему было на вид лет тридцать, лицо приятное, глаза умные и чуть смешливые. Прокашлявшись, он сказал:
– Я Саня.
– Рита.
– Тут нам кресло дают, – вмешался толстый, – сходил бы, Санёк.
По пути за креслом и обратно молчали, только перед самой палатой милиционер спросил:
– Замужем?
Рита отрицательно покачала головой.
– И я не женат… Был, развёлся… Спасибо за кресло…
– Пожалуйста…
Саня впечатление на Риту произвёл. Но ей нравился Юра. И она с нетерпением ждала вечера.
Прошла половина марта. Снег ещё лежал, но весна потихоньку вступала в свои права. Если ночью ещё примораживало, то днём воздух прогревался до нуля, а то и до плюсовой температуры, начинало капать с крыш, на доступных солнцу местах снег подтаивал и проседал, чернел. Впрочем, даже зимой выпавший снег долго не оставался белым, покрываясь шлаковой пылью от множества кочегарок. Уссурийск вообще самый грязный город Приморского края.
Парадокс в том, что он одновременно и самый зелёный. Однажды летом Рома с приятелями забирался на крышу общаги-девятиэтажки сельхозинститута на «Семи Ветрах», и с неё видел, что весь город в зелени деревьев, а над городом нависает смог, напоминающий огромный чёрный блин. И если летом здесь дышать ещё можно, то зимой, в разгар отопительного сезона, дышишь этой самой пылью…
