Адвокат Олни, маленький, энергичный, подвижный, с портфелем в руках, поднялся на борт яхты и был представлен Мейсону и Делле Стрит. Затем появилась группа репортеров в сопровождении фотографов с фотоаппаратами, и наконец на берегу появился Лэттимер Рэнкин, важно выступая и поднимаясь на борт яхты.
– А где Максин? – спросил у него Олни.
– Я решил, что ей лучше не приходить. У нас есть ее аффидевит, который говорит сам за себя, и нет необходимости брать у нее интервью для прессы.
Тень разочарования омрачила лицо Олни, но он вежливо сказал:
– Хорошо, вам виднее. – А затем обратился ко всем собравшимся: – Дамы и господа, сейчас вам будут предложены коктейли, а потом я открою причину, по которой мы здесь собрались.
– Послушайте, Олни, нам известна причина, – раздался голос репортера. – Ваш адвокат предъявил иск в связи с этой картиной Фети. Коктейли – это хорошо, но нам нужен материал для газет, и мы бы предпочли сначала делать дело, а уж потом выпивать.
Тут вмешался фотограф:
– Будьте добры, встаньте перед картиной, мистер Олни…
Его перебил Рэнкин:
– Одну минуту. Я хочу, чтобы все было сделано правильно. Я хочу…
– Подождите, а вы-то кто? – не дал ему договорить репортер.
– Это тот парень, который продал картину, – пояснил ему кто-то.
– Ну хорошо, хорошо, тогда проходите. Вставайте рядом с Олни перед полотном.
– Еще одну минуту внимания, – попросила Корлис Кеннер. – Я не хочу быть единственным экспертом здесь. Сейчас подойдет один человек, выдающийся эксперт в этом виде искусства в нашей стране. Это Джордж Лэтэн Хауэл. Меня очень удивило, что его не пригласили, и я взяла на себя смелость сделать это сама. Надеюсь, вы не возражаете, Отто? Есть причины, почему здесь желательно его присутствие. Сейчас он подойдет.
– Прошу внимания, – взял слово Холлистер. – Это судебный процесс, и я бы хотел кое-что пояснить. Свидетели…
Его прервал чей-то голос:
– Привет всем! Как будто я немного опоздал.
– А вот и Хауэл, – облегченно вздохнула Корлис Кеннер.
Мейсон внимательно посмотрел на кареглазого, загорелого человека лет тридцати пяти, который входил в салон легкой, пружинящей походкой, непринужденно и в полной уверенности, что ему всегда все рады.
– Теперь можно продолжать, – сказала Корлис.
– Как известно репортерам, да и многим из присутствующих, – начал Олни, – сделано заявление, что эта картина – подделка.
– О боже! – воскликнул Хауэл.
– В подлинности этой картины не может быть никаких сомнений, – заявил Рэнкин. – Ни одному художнику не удавалось так ярко…
– Ну подождите, – прервал его Олни. – Я все-таки хочу сначала предложить коктейли. А теперь идите сюда. Давайте снимемся на фоне картины. Вам нужны фотографии, и вы их получите. Холлистер, проходите. Рэнкин, сюда, и Корлис. И конечно, Хауэл.
– Меня не надо, – возразил Холлистер. – Не хочу быть обвиненным в том, что оказываю влияние на суд через прессу. Думаю, мне не следует быть на этой фотографии, а что касается Хауэла…
– Хауэл – величайший специалист в этом виде искусства, – прервал его Олни. – Я рад, что он здесь.
Тут опять вмешался кто-то из репортеров:
– Хорошо, вставайте перед картиной. Не смотрите в объектив. Держитесь непринужденно. Смотрите на картину. Только не надо поворачиваться затылком в объектив. Лучше встаньте в профиль.
Фотографы быстро организовали группу. Щелчки затворов, вспышки.
– Хорошо, все в порядке. А теперь – продолжение истории.
